День смерти

Хотя обычно рабочий день начинается в полдевятого, в большом кабинете для вскрытия уже не протолкнуться. Тут же и Бертран вместе с другими полицейскими детективами Квебека и фотографом из Section d'ldentite Judiciare. Райан еще не приехал.

Началось внутреннее обследование, на угловом столике лежало несколько полароидных снимков. Когда я вошла, тело уже отнесли на рентген, а Ламанш что-то писал в блокноте. Он отложил ручку и взглянул на меня:

– Темперанс, рад, что ты пришла. Мне нужна помощь в определении возраста младенцев.

Я кивнула.

– И возможно, использовали необычный... – он искал слово; длинное, как у таксы, лицо напряглось, – ...необычное орудие убийства.

Я кивнула и пошла переодеваться.

Райан улыбнулся и помахал мне рукой, когда мы столкнулись в коридоре. Его глаза слезились, нос и щеки покраснели, будто он шел по морозу.

В раздевалке я пыталась подготовиться к предстоящему зрелищу. Пара убитых младенцев – это само по себе ужасно. Что Ламанш имел в виду под необычным орудием убийства?

Детьми заниматься всегда сложно. Когда дочка была маленькая, после каждого трупа ребенка я боролась с настойчивым желанием привязать Кэти к себе и не спускать с нее глаз.

Сейчас Кэти выросла, но я все равно боюсь вида мертвых детей. Из всех жертв они наиболее уязвимые, доверчивые и невинные. Мне плохо каждый раз, когда в морг привозят детский труп. На меня смотрит жестокая правда падения человечества. И жалость мало утешает.

Я вернулась в кабинет для вскрытия, думая, что подготовилась достаточно. Потом увидела маленькое тело на нержавеющей стали.

Кукла. Вот мое первое впечатление. Большая резиновая кукла, посеревшая от времени. У меня была такая в детстве: новорожденный, розовый и сладко пахнущий резиной. Я кормила его через маленькое круглое отверстие между губами и меняла подгузники, когда вода вытекала наружу.

Но это не игрушка. Ребенок лежал на животе, руки вытянуты вдоль туловища, пальцы сжаты в крохотные кулачки. Ягодицы плоские, белые полосы пересекают синюшные пятна на спине. Ярко-красная шапка на маленькой головке. Младенец был голый, не считая миниатюрных квадратиков браслета вокруг правого запястья. У левой лопатки виднелись две раны.

Пижама лежит на ближайшем столике, с фланели улыбаются розовые и голубые грузовички. Рядом памперсы, хлопчатобумажная распашонка, застегивающаяся на крючки, свитер с длинными рукавами и белые носки. Все запятнано кровью.

Ламанш говорил в диктофон:

– Bebe de race blanche, bien developpe et bien nourri[18]...

"Хорошо развитый и хорошо вскормленный, но мертвый", – подумала я с зарождающейся яростью.

– Le corps est bien preserve, avec une legere maceration epidermique[19]...

Я посмотрела на маленький труп. Да, он хорошо сохранился, только на руках кожа слегка сморщилась.

– Думаю, раны самозащиты искать не придется.

Бертран встал рядом со мной. Я не ответила, сейчас мне не до черного юмора.

– В холодильнике еще один, – продолжил он.

– Так нам сказали, – процедила я.

– Да, Боже. Младенцы.

Я посмотрела ему в глаза и ощутила укол вины. Бертран не шутил. Он выглядел так, будто умер его собственный ребенок.

– Младенцы. Кто-то прикончил их и спрятал в подвале. Хладнокровно, будто походя. Хуже того, ублюдок, возможно, знал детей.

– Почему ты так думаешь?

– Логика подсказывает. Два ребенка, двое взрослых, скорее всего родители. Кто-то уничтожил всю семью.

– И спалил дом в качестве прикрытия?

– Наверное.

– Может быть, кто-то посторонний.

– Может, но я сомневаюсь. Подожди. Увидишь.

Он сосредоточил внимание на вскрытии, крепко сжав кулаки за спиной.

Ламанш закончил диктовать и заговорил с ассистенткой. Лиза взяла из шкафчика ленту и растянула ее рядом с телом ребенка.

– Cinquante-huit centimetres.

Пятьдесят восемь сантиметров.

Райан наблюдал с другого конца кабинета, сложив руки на груди, царапая правым большим пальцем твид на левом бицепсе. Время от времени у него на скулах играли желваки, поднимался и опадал кадык.

Лиза обворачивала ленту вокруг головки, груди и живота ребенка и каждый раз вслух проговаривала результаты измерений. Потом подняла тело и положила его на весы. Обычно этот прибор используется для взвешивания отдельных органов. Чашка слегка покачивалась, и она остановила ее рукой. Душераздирающее зрелище. Бездыханный ребенок в колыбельке из нержавеющей стали.

– Шесть килограммов.

Младенец умер, набрав всего шесть килограммов веса. Тринадцать фунтов.

Ламанш записал вес, Лиза вернула крошечный труп на стол для аутопсии. Когда она отошла в сторону, у меня перехватило дыхание. Я посмотрела на Бертрана, но он уже разглядывал свои ботинки.

Ребенок был маленьким мальчиком. Он лежал на спине, ноги и стопы резко вывернуты в суставах. Глаза широкие и круглые, как пуговицы, зрачки затуманились до светло-серого цвета. Голова скатилась набок, одна пухлая щечка прислонилась к левой ключице.