День смерти

Останки жертв из Мертри доставили в Чарлстон рано утром. В полдесятого я, уже в перчатках и маске, стояла над ними в лаборатории. На одном столе лежали череп и образцы костей, которые Хардуэй отделил при вскрытии нижнего трупа. На втором – целый скелет. Специалисты из медицинского университета отлично потрудились. Все кости выглядели чистыми и неповрежденными.

Я начала с тела со дна ямы. Несмотря на разложение, мягких тканей осталось достаточно для полного вскрытия. Пол и раса очевидны, значит, Хардуэю нужно помочь только с определением возраста. Я отложила отчет патолога и фотографии на потом – не хотела, чтобы они повлияли на мое заключение.

Положила рентгеновские снимки на осветительный ящик. Ничего необычного. Все тридцать два зуба прорезались, корни сформировались полностью. Зубы не удаляли и не пломбировали. Я отметила это в бланке.

Подошла к первому столу и посмотрела на череп. Отверстие в основании черепа заросло. Значит, не подросток.

Изучила концы ребер и поверхность, где тазовые кости соединялись спереди: лонное сращение. На ребрах сравнительно неглубокие выемки в месте, где хрящи присоединяли их к грудине. Волнообразные бороздки на поверхности лонного сращения, на внешней границе каждого – крошечные узелки кости.

Горловые концы ключицы срослись. На верхнем краю бедренных костей сохранились тонкие разделительные линии.

Я сверилась с моделями и гистограммами, записала свою оценку. Женщине было от двадцати до двадцати восьми лет, когда она умерла.

Хардуэй требовал полного анализа верхнего трупа. И снова я начала с рентгеновских снимков. И снова ничего особенного, кроме отлично прорезавшихся зубов.

Я уже подозревала, что и вторая жертва – женского пола, как и говорила Райану. Раскладывая кости, подметила гладкость черепа и тонкое лицевое строение. Широкий короткий таз с явно женской лонной областью подтвердил мои первоначальные догадки.

Возраст второй женщины почти тот же, что и у первой жертвы, хотя на лонном сращении бороздки чуть поглубже, узелков вовсе нет.

Значит, вторая жертва немного моложе, около двадцати лет.

Чтобы определить происхождение, вернулась к черепу. Классическое лицевое строение, особенно в носовой части: глаза широко расставлены, узкие каналы, выдающаяся нижняя граница и ось.

Я сделала замеры для статистического анализа, но уже могла сказать, что женщина – белая.

Измерила длинные кости, скормила данные компьютеру и заложила регрессивные уравнения.

Я отмечала примерный рост в бланке, когда зазвонил телефон.

– Если я останусь тут еще хотя бы на один день, придется заново учить язык, – сказал Райан, потом добавил: – Целый год.

– Садись на автобус и поезжай на север.

– Я думал, все дело в тебе, но теперь вижу, что ты не виновата.

– Трудно заглушить голос предков.

– Точно.

– Узнал что-нибудь новенькое?

– Обнаружил сегодня утром громадную записку на бампере.

Я молчала.

– «Иисус любит тебя. Все остальные считают ослом».

– Ты позвонил, только чтобы сказать мне это?

– Так говорилось в записке.

– Мы религиозный народ.

Я посмотрела на часы. Два пятнадцать. Я сообразила, что умираю с голоду, и потянулась за бананом и «Мун-паем», которые захватила из дому.

– Я тут наблюдал за маленькой коммуной Дома. Бесполезно. В четверг утром трое верующих загрузились в фургон и уехали. Больше ничего.

– Катрин?

– Ее не видел.

– Проверил номера?

– Да, мэм. Оба фургона зарегистрированы на Дома Оуэнса, адрес на Адлер-Лайонсе.

– У него есть права?

– Выданы в великолепной Южной Каролине в восемьдесят восьмом. Записей о предварительном разрешении нет. Преподобный явно пришел и просто сдал экзамен. Тогда же оплатил страховку. Наличными. Заявлений нет. Дорожных нарушений или повесток в суд нет.

– Коммунальные услуги?

Я пыталась не шуршать целлофаном.

– Телефон, электричество, вода. Оуэнс платит наличными.

– Номер социального обеспечения?

– Выдан в восемьдесят седьмом. Но здесь он не проявлял никакой активности. Ничего не оплачивал, не требовал никаких пособий.

– В восемьдесят седьмом? Где он был раньше?

– Хороший вопрос, доктор Бреннан.

– Почта?

– Наши ребята не любят переписку. Получают обычные поздравления, адресованные «получателю», счета за услуги, и все. У Оуэнса нет ящика, а может, и есть, но на другое имя. Я немного поохотился на почте, но ничего не нашел.

В дверях появился студент, я покачала головой.

– На брелоке от ключей есть отпечатки?

– Три красавчика, и ни одной зацепки. Дом Оуэнс – прямо мальчик из церковного хора.

Мы погрузились в молчание.

– Там живут дети. Социальную службу проверял?

– Да. А ты соображаешь, Бреннан.

– Просто часто смотрю телевизор.

– Я заскочил в социальную службу. Примерно полтора года назад им звонила соседка, беспокоилась за детей. Миссис Эспиноза. Они прислали своего человека. Я читал отчет. Чистый дом, улыбчивые здоровые дети, все дошкольного возраста. Специалист решила, что все в порядке, но порекомендовала повторную проверку через шесть месяцев, которую так и не провели.

– Ты говорил с соседкой?

– Умерла.

– А собственность?

– Тут такое дело…

Прошло несколько секунд.

– Ну?

– Я весь вечер в среду сидел над бумагами на собственность и налоговыми документами.

Райан снова замолчал.

– Пытаешься вывести меня из себя? – поторопила я его.

– У нашего клочка земли богатая история. Знаешь ли ты, что с начала тысяча восемьсот шестидесятых до конца века там располагалась школа? Одна из первых средних школ исключительно для чернокожих детей в Северной Америке.

– Не знала.

Я открыла диетическую кока-колу.

– И Бейкер прав. С тридцатых до середины семидесятых годов землю использовали для рыбалки. Когда владелец умер, собственность перешла к его родственникам из Джорджии. Наверное, им не слишком нравились морепродукты. Или замучили налоги. Так или иначе, они продали землю в восемьдесят восьмом.

На сей раз он не выдержал паузы первым.

– Покупатель – Ж. Р. Гильон.

Я вспомнила имя за долю секунды:

– Жак Гильон?

– Oui, madame [34] .

– Тот самый Жак Гильон?!

Я крикнула так громко, что посреди коридора остановился и обернулся на меня студент.

– Скорее всего. Налоги оплачивал…

– Официальным чеком «Ситикорп», Нью-Йорк.

– Верно уловила.

– Черт возьми!

– Хорошо сказано.

Ничего себе новости! Владелец собственности на Адлер-Лайонсе имел еще и сгоревший дом в Сен-Жовите.

– Ты говорил с Гильоном?

– Мсье Гильон еще не вышел из уединения.

– Откуда?

– Его еще не обнаружили.

– Черт! У нас и правда есть зацепка.

– Похоже на то.

Прозвенел звонок.

– И еще…

Коридор наполнился гулом голосов, студенты переходили из аудитории в аудиторию.

– Просто чтобы не отступать от правил, я отослал имена в Техас. На преподобного Оуэнса ничего, но догадайся, кто у нас владеет ранчо?

– Нет!

– Мсье Ж. Р. Гильон. Два акра в графстве Форт-Бенд. Оплачивает налоги…

– Официальными банковскими чеками!

– В конце концов я его вычислю, а пока пусть им займется местный шериф. Гильон мог отметиться и в жандармерии. Я послоняюсь тут еще пару дней, подействую на нервы Оуэнсу.

– Найди Катрин. Она звонила, но я снова опоздала. Она явно что-то знает.

– Если она здесь, найду.

– Катрин в опасности.

– Почему ты так думаешь?

Я собралась было рассказать ему о культах, но решила, что пока не узнала ничего относящегося к делу. Даже если Дом Оуэнс руководит сектой, он не похож ни на Джима Джонса, ни на Дэвида Кореша, тут я уверена.

– Не знаю. Только предчувствие. Она так нервно говорила по телефону…

– Как мне показалось, мисс Катрин даже краснеть толком не умеет.

– Она не такая.

– А ее подружка Эль явно не блещет интеллектом. Ты все работаешь?

Я помялась, потом рассказала о нападении.

– Черт! Мне жаль, Бреннан. Мне нравился твой кот. Знаешь, кто это сделал?

– Без понятия.

– Тебе дали охрану?

– Проезжают мимо время от времени. Все в порядке.

– Не гуляй по темным улицам.

– Сегодня утром привезли тела с Мертри. У меня куча дел в лаборатории.

– Если трупы завязаны на наркотиках, тобой могут заинтересоваться большие шишки.

– Вот так новость, Райан.

Я кинула банановую шкурку и обертку от «Мун-пая» в мусорную корзину.

– Обе жертвы – молодые белые женщины, как я и предполагала.

– Как-то не похоже на драгдилеров.

– Верно.

– Но версию пока отбрасывать не стоит. Некоторые из этих парней используют женщин как презервативы. Девушки могли оказаться не в то время не в том месте.

– Могли.

– Причина смерти?

– Я еще не закончила.

– Тогда вперед, тигрица. Только не забывай, ты еще нам понадобишься в деле Сен-Жовита, когда я прижму мерзавцев.

– Каких мерзавцев?

– Еще не знаю, но все впереди.

Когда нас разъединили, я уставилась на свой отчет. Потом встала и принялась расхаживать по лаборатории взад-вперед. Снова села. Еще немного походила.

В голове все крутились образы из Сен-Жовита. Одутловатые белые младенцы, нежно-голубые веки и ногти. Простреленный череп. Перерезанные горла, руки, покрытые ранами самозащиты. Обугленные тела, руки и ноги перекручены, деформированы.

Что связывает смерти в Квебеке с клочком земли на острове Святой Елены? Почему младенцы и немощные старухи? Кто такой Гильон? Что в Техасе? С какой злобой столкнулись Хайди и ее семья?

«Думай, Бреннан. Молодые женщины в твоей лаборатории тоже мертвы. Оставь убийства в Квебеке Райану и займись своей работой. Они заслуживают твоего внимания. Узнай, когда женщины умерли. И как».

Я надела вторую пару перчаток и обследовала каждую косточку второй жертвы под увеличительным стеклом. Ничто не подсказывало, почему она умерла. Ни следов удара тупым предметом, ни пулевых отверстий, ни ножевых ран, ни гиодных повреждений, чтобы констатировать удушение.

Единственное, что я нашла, – укусы животных, обнаруживших труп.

Когда я положила на место последнюю кость ноги, из позвонка выполз крошечный черный жучок. Я уставилась на него, вспомнив, как однажды вечером Верди поймал на кухне в Монреале майского жука. Он играл с насекомым чуть не вечность, пока не потерял к нему интерес.

Слезы жгли глаза, но я не сдалась. Поймав жучка, положила его в пластиковую банку. Больше смертей не будет. Я выпущу его на улице.

«Ладно, жук. Давно ли умерли наши леди? Давай посмотрим».

Я взглянула на часы. Полпятого. Поздновато. Я полистала электронную записную книжку, нашла номер и позвонила.

За пять часовых поясов отсюда запищал телефон.

– Доктор Уэст.

– Доктор Лоу Уэст?

– Да.

– Он же Капитан Кэм?

Молчание.

– Звезда мясных консервов?

– Рыбных. Ты, Темпе?

Я так и видела его: густые, посеребренные сединой волосы и борода, обрамляющая постоянно загорелое под гавайским солнцем лицо. Задолго до того, как мы познакомились, его обнаружило и выбрало в качестве представителя марки консервированной рыбы японское рекламное агентство. Кольцо в ухе и косичка вполне соответствовали нужному образу морского капитана. Японцам понравился Капитан Кэм. А мы его нещадно дразнили, но не припомню, чтобы кто-то видел саму рекламу.

– Ты готов забыть про жучков и целыми днями распространять консервы?

Лоу защитил докторскую по биологии и преподает в Гавайском университете. По-моему, он лучший судебный энтомолог в стране.

– Не совсем, – засмеялся он. – Костюмчик жмет.

– И не надевай его!

– Не думаю, что японцам понравится.

– Когда это тебя останавливало?

Мы с Лоу и еще несколькими судебными экспертами читаем курс по извлечению тела в Академии ФБР в Квонтико, в Виргинии. Разнородная группа из патологов, энтомологов, антропологов, ботаников и специалистов по почве, в основном с академическими корнями. Однажды слишком консервативный агент упрекнул энтомолога за серьгу в ухе. Лоу серьезно его выслушал, а на следующий день маленькое золотое колечко сменилось двадцатисантиметровым пером чироки с бисером, бахромой и серебряным колокольчиком.

– Я получил твоих насекомых.

– Невредимыми?

– Да. Ты неплохо постаралась. В Каролине среди насекомых, связанных с процессом разложения, выделяют около пятисот двадцати видов. Похоже, ты нашла представителей почти всех из них.

– И что скажешь?

– В деталях?

– Конечно.

– Прежде всего жертв убили днем. Или по крайней мере перед погребением трупы какое-то время пробыли под солнцем. Я нашел личинок Sarcophaga bullata.

– А теперь по-английски.

– Подвид серой мясной мухи. Ты собрала пустые и нетронутые коконы Sarcophaga bullata с обоих тел.

– И?..

– Sarcophagidae не такие уж смелые после заката солнца. Они, конечно, могут выпустить личинок, если бросить труп рядом, но обычно ночью предпочитают отдыхать.

– Личинки?

– Одни насекомые кладут яйца, другие выпускают личинок.

– Насекомые выпускают личинок?

– Личинок первого возраста. Это начальная стадия. Sarcophagidae – группа личинок. Такая стратегия дает им фору по сравнению с другими насекомыми и еще некоторую защиту от хищников, которые питаются яйцами.

– Тогда почему не все насекомые выпускают личинок?

– Есть и обратная сторона. Женские особи не могут произвести на свет столько же личинок, сколько яиц. Такой вот компромисс.

– Вся жизнь – компромисс.

– Точно. Я также подозреваю, что трупы какое-то время находились на открытом воздухе. Sarcophagidae залетают в помещения не так часто, как другие виды. Calliphoridae, например.

– Все правильно. Их либо убили прямо на острове, либо привезли туда на лодке.

– В любом случае, похоже, они умерли днем, потом трупы, прежде чем похоронить, оставили какое-то время на поверхности.

– А другие насекомые?

– Тебе нужна вся компания?

– Совершенно верно.

– В обоих случаях погребение задержало бы при других обстоятельствах обычное нашествие насекомых. Но поскольку верхний труп разрыли любители падали, Calliphoridae не могли упустить такой замечательный шанс отложить яйца.

– Calliphoridae?

– Мясные мухи. Они обычно появляются через несколько минут после смерти. Вместе со своими подружками – серыми мясными мухами. Летают очень хорошо.

– Да ну?

– Ты прислала два вида мясной мухи, Cochliomya..

– Давай не будем злоупотреблять латынью.

– Ладно. Ты собрала личинок первой, второй и третьей стадии, а также пустые и нетронутые коконы не менее двух видов мясных мух.

– И что?

– Ладно, объясняю. Давай-ка повторим жизненный цикл мухи. Как и мы, взрослые мухи озабочены поиском жилища для своих отпрысков. Мертвое тело подходит идеально. Защищенная окружающая среда. Достаточно пищи. Прекрасное место, чтобы растить детишек. Трупы так привлекательны, что серые и простые мясные мухи прилетают уже через несколько минут после смерти. Женская особь либо сразу же откладывает яйца, либо вначале кормится жидкостями, сочащимися из останков, а потом заботится о потомстве.

– Восхитительно.

– Ну, там полно протеина. Если в теле есть рана, мухи собираются на ней, если нет, они располагаются в естественных отверстиях – в глазах, носу, во рту, в анусе…

– Поняла.

– Мясные мухи откладывают огромные гроздья яиц, которые могут совершенно заполнить естественные отверстия тела и раны. Ты говорила, там было прохладно, так что в твоей могиле столько, скорее всего, не получится.

– Когда яйца лопаются, на сцену выходят личинки.

– Правильно. Второй акт. Личинки на самом деле крутые ребята. Спереди у них парочка ротовых крючков, с помощью которых они кормятся и перемещаются. Дышат через маленькие плоские органы сзади.

– То есть через задницу.

– В каком-то смысле. Так или иначе, яйца, отложенные одновременно, одновременно и лопаются, личинки взрослеют вместе. Они сообща кормятся, можно наблюдать, как по телу перемещаются целые их тучи. Коллективное кормление приводит к распространению бактерий и производству пищеварительных ферментов, они помогают личинкам добраться до большей части мягких тканей трупа. Очень эффективно. Личинки быстро взрослеют, а когда достигают наибольшего размера, их поведение резко меняется. Они перестают есть и ищут углубления посуше, обычно подальше от тела.

– Третий акт.

– Да. Личинки роют норы, их внешние ткани уплотняются и превращаются в защитную оболочку, так называемый кокон. Они становятся похожи на футбольные мячики. Личинки остаются в коконе, пока клетки не преобразуются, затем выходят из него уже взрослыми мухами.

– Вот почему так важны пустые коконы?

– Да. Помнишь серых мясных мух?

– Sarcophagidae. Выпускают личинок.

– Хорошо. Они обычно первые становятся взрослыми. Примерно за шестнадцать – двадцать пять дней, если температура около двадцати пяти градусов. При твоих условиях развитие замедляется.

– Да, там было не так уж и тепло.

– Но пустые коконы означают, что некоторые из серых мясных мух закончили свое развитие.

– Улетели, оставив кокон.

– Мясная муха превращается во взрослую особь дней за четырнадцать – двадцать пять или больше, как, например, во влажном климате твоего острова.

– Совпадает с моими подсчетами.

– Еще ты прислала личинок Muscidae, если я не ошибаюсь, отпрысков комнатной мухи и ее родственников. Обычно этот вид появляется через пять—семь дней после смерти. Они предпочитают то, что мы называем не первой свежестью. Ах да, еще мне попались прыгуны.