День сомнения

— Что это?! — Акчура быстро поднял книги с пола и сжал их, не зная, что с ними делать дальше… Потом с ненавистью посмотрел на Марину Титеевну и одновременно почти со страхом — на Исава; тот уже не смеялся, хотя уголки его тонких губ все еще закруглялись, словно не могли остыть от смеха. — Это же мои кни… то есть не мои… Марина Тите-евна! — взвизгнул наконец Акчура.

— Ну, принесла, — ухмыльнулась мачеха, откинув с лица крашенную в кукольный цвет прядку. — Показать хотела, похвалиться.

— Чем хвалиться? — надвинулся на нее Акчура. — Я же вам!.. Я что, не говорил?!

— Тихо-тихо! — погрозила пальчиком Марина Титеевна.

Акчура стоял посредине убежища, то бессмысленно листая, то перетасовывая книги. Исав, как ни в чем не бывало, подкатил к себе пяткой одно из яблок, поднял, пожонглировал, зачавкал.

— Вы ему раньше уже мои… то есть, такие книги приносили? — наконец, начал прозревать Акчура.

— Приносила.

— И что… он говорил?

— Нра-авились, говорил. И издано хорошо, говорил, с качеством.

— М-гу, — кивнул Исав, упаковав в рот все оставшееся яблоко.

— …Так вот за что он мстил, а я-то думал… — пробормотал Акчура, потом снова надвинулся на мачеху, но уже с вернувшимся самообладанием. — Я повторяю… Почему вы таскали ему эти книги? Чем вы хотели хвалиться? Тем, что я издаю его книги под своим…

— Секу-ундочку! Это ж какие такие его книги? Вот эти, что ли? — Марина Титеевна снова боднула кроссовкой недособранные листки. Потом вырвала из Акчуриных рук одну из книг и торжественно ею потрясла. — Вот они, книги! Вот это книги, а не эти… бумажульки, каракульки, в руку взять тошно, тьфу… Кто все это по стопочкам рассортировывает, а странички проставляет, корректору денежки платит, а девкам-наборщицам из этого Дома Толерантности; а редактор, Бог ей здоровья, еще по-христиански берет за страницу; а издательскую жену по ресторанам выгуливать? а контракты, контракты все эти заключать!

— …И гонорары за все это получать, — ядовито улыбнулся Акчура и посмотрел на Исава, изучая, какое действие произведет на него эта откровенность.

Исав выплюнул огрызок и снова принял вид зрителя. Не слишком, правда, заинтересованного — зевнул.

Зато Марину Титеевну эти «гонорары» как-то нехорошо ужалили:

— Да не смеши наро-од! Еле концы сводим, даже на машину не скопили, и… и, между прочим, этого твоего извращенца на эти гонорары и содержим по полному люксу… И шпро-оты ему, и витамины (покосилась на огрызок)… и бюро интимных услуг!

Акчура побелел:

— То, что мы с Исавом были когда-то… это никого, слышишь! не должно касаться…

— А я и не тебя под этим «бюро» имела в виду — остынь.

Акчура застыл:

— А кто… ты кого-то приводила, говори… Кто бюро? ты, что ли, это бюро?!

— Ну, я бюро.

Акчура расхохотался:

— Я… я-то думал, что это я… я его предал, и мучился, как дурак, как последний дур-ррак! а он… он-то, оказывается и знал это все — молчал, и еще с ней… Господи, да когда же это у вас все случилось? ха-ха…

— А прошлый раз и случилось, когда он тут с рукописями своими… шалил, — усмехалась Марина Титеевна, беспокойно посматривая на Исава. — Жалко его стало, не старик еще, ну и что, что графоман: что же его теперь от женщины совсем отлучать? Жалко стало… Да что ты все как помешенный смеешься?! — обиделась она, наконец.

Исав подошел к Акчуре:

— Это неправда.

Акчура замер на полусмехе; Марина Титеевна как будто обиделась еще больше…

— Та-ак! — Акчура повернулся к Исаву. — Наша уважаемая Валаамова ослица, наконец, отверзла свои… Так что там у нас неправда?

— Я не прикасался к твоей… мачехе. Да, предлагала… Уже почти обняла. Я тоже в первый… момент — обнял. И отказал.

— Так… Ха! Так обнял или не прикасался? Только честно — спал с ней? Спал?!

Тут рассмеялась Марина Титеевна, мелким и колючим смехом (Акчура хорошо знал этот смех и что от него можно было ждать):

— А я, к вашим сведеньям, и не говорила сейчас, что прямо спала! Жалела. Жалела, как дура… Эх-х! Чувствовала, что гомик, а пожалела… — бросила она Акчуре и, не останавливая смеха, втолкнула тряпку в ведро и собралась мыть полы.

Продолжить это полезное дело ей не удалось.

Акчура схватил ее за ворот и рванул к себе; увидев его безумные зрачки, Марина Титеевна прошипела:

— На мать руку поднял… На беззащитную, да?

— Ма-ать? Да вы путаете что-то, — Акчура все сильнее сжимал ее воротник. — Это вы отца в могилу отправили, беззащитная… Не смейте называться матерью, Ма-ри-на Титеевна!

— Отпусти… а кто вырастил… отпусти…

— Отпусти ее, Акчура.

Как всегда, слова Исава были неожиданными и с какой-то властью над Акчурой. Он ослабил хватку — мачеха вырвалась и со всей силой хлестнула по лицу Акчуры тряпкой:

— Ну, пожалеешь… Уж я все твои секреты с книжками всем на чистую воду…

И, не договорив, бросилась к выходу.

Оттолкнув Исава, Акчура в два прыжка нагнал ее и, уже не растрачиваясь на сжимание горла, сбил ее на пол. Замелькали удары.

— Полиция… — всхлипнула Марина Титеевна, прежде чем на нее обрушилась темнота.

— А она здесь.

Акчура поднял голову. Над ним возвышался молодой участковый в форме американских ВВС.