День состоит из сорока трех тысяч двухсот секунд

Несколько дней спустя продюсер программы Эдвина мисс Батлер отвела его в сторону и спросила, не заболел ли он. Он явно не мог должным образом сосредоточиться, ужасно выглядел, под глазами появились мешки. Все сотрудники отдела были очень обеспокоены его состоянием. Эдвин выпалил ей все и залился слезами. Коллеги были с ним очень добры и участливы. Ему предоставили недельный оплаченный отпуск, чтобы он мог прийти в себя.

Но вынужденный отпуск не пошел ему на пользу, четыре дня подряд он просидел в гостинице наедине со своими грустными мыслями, не ел ничего и совершенно не спал. На пятый день его вызвали в суд свидетелем обвинения. Он ожидал этого с тех пор, как его опросил клерк грозного сэра Клевердона Боуэра, назначенного обвинителем по делу Арнольда Эхоу, предполагаемого убийцы. Встреча их прошла как во сне, и Эдвин ничего не помнил. Его охватило беспредельное чувство пустоты. Он ничего перед собой не видел. Черные, красно-бурые пятна расплывались перед глазами; странные, похожие на эмбрионов неведомых тварей тени с разных сторон вторгались в поле его зрения. В ушах звучала доносившаяся откуда-то издалека песня.

Теперь он сидел, ожидая, когда его вызовут перед лицо суда, и ничего вообще не чувствовал. Наконец он услыхал свое имя, прозвучавшее так, будто его выкликал нараспев легион застольных ораторов, и вошел в зал суда. Горло его перехватила судорога, нервы напряглись до предела. Стоило шевельнуть головой, и от виска к виску перекатывалась тяжесть, как груз в трюме корабля, застигнутого штормом.

Судья, лорд Стоубери, обладал типичной для его профессии внешностью. Голова грифа свисала ниже уровня сгорбленных плеч, белый парик, казалось, был напудрен рукой смерти. Трудно было понять, открыты его глаза или закрыты, поскольку тени, отбрасываемые бровями, ложились на его веки странным подобием тусклых темных зрачков. На стене, за спиной лорда Стоубери, огромный лев и единорог подпирали щит королевства*, вид у них был разгневанный и непреклонный. Сэр Клевердон Боуэр стоял, сунув большие пальцы рук в жилетные карманы, как воплощение самоуверенной гордыни. Сросшиеся черные брови пологом нависали над его серо-стальными глазами. Мистер Герберт Эммонс, защитник, восседал благодушный, румяный - точь-в-точь голова свежего голландского сыра на хлебосольном буфете. Лицо его покуда ничего не выражало, но губы зловеще скривились, отдыхая до времени.

* Лев и единорог - геральдические животные на английском королевском гербе; они поддерживают щит, символизируя, соответственно, Англию и Шотландию.

Обвиняемый Эхоу с безразличным видом стоял у скамьи подсудимых, настолько неприметный, что, казалось, никак не мог быть истинным виновником столь изысканного собрания.

Итак, именно здесь осуществлялось британское правосудие, здесь людям объявляли, что они считаются невиновными, пока вина их не будет доказана, но дух, царивший здесь, убеждал их, что они очень и очень виновны, даже если докажут свою невиновность. Эдвин принес присягу, и сэр Клевердон выдвинулся на боевые позиции, подобно всесокрушающей артиллерийской установке. Это был человек, который все, за что бы ни брался в своей жизни, делал старательно и умело. В тридцатых годах он пробегал милю чуть больше чем за четыре минуты, представлял свою страну в международных соревнованиях по бобслею, побеждал на парусных гонках и автомобильных ралли, а однажды выиграл десять геймов в теннисном матче у самого Тилдена**. Он и сейчас казался спортсменом, вступившим в игру, которую намерен выиграть.

** Тилден Бил, прозванный "Мистер Теннис", - американский теннисист 30-х годов, считался сильнейшим в мире.

- Вы - Эдвин Эпплкот?

- Да, - еле слышно ответил Эдвин.

- Я правильно произношу ваше имя? Последний слог - "кот", или "коут"?

- Как вы предпочитаете.

- Вы, право, очень любезны. Насколько я понимаю, вы живете как раз над квартирой миссис Сидни, женщины, которую убили?

- Да.

- И давно вы там живете?

- Три года.

- Говорите громче, - перебил его судья. - Я не слышу ваших ответов, а я должен их слышать. Это - главное требование к свидетельским показаниям. Что бы вы ни сказали, все должно звучать внятно и громко!

Эдвин изысканно поклонился.

- Продолжайте, - сказал судья. Поначалу вопросы шли довольно обыденные, ибо сэр Клевердон не сомневался в победе.

- Вы, разумеется, знали, что она была обыкновенной проституткой, - сказал он внезапно несколько минут спустя.

- Нет, - ответил Эдвин, закрыв глаза. Боже, какой ужас! Все эти вопросы на людях!

Сэр Клевердон метнул на него быстрый как молния взор.

- Вы не знали, что эта женщина была проституткой? Да бросьте вы, думаете, я вам поверю!

И он тотчас взглянул на своего клерка. Тот сидел ошеломленный. На предварительном опросе Эдвин сказал все, чему научил его Макглашан, но сейчас по какой-то причине говорил чистую правду.

- Но разве не является фактом, - продолжал сэр Клевердон, что у покойной была привычка часто принимать гостей?

- Да.

- И она так отладила свое гостеприимство, что принимала всех только поодиночке, разве нет?

- Я не знаю.