День Суркова

Сурков сам оценивал время, проведенное в карцере, как невероятно долгое. Год это был или столетие, он не мог определить, но то, что это было долго, он мог поклясться. Он дописал концепцию Ада и перешел к смыслу жизни, затем к смыслу смерти, потом к жизни, к смерти и, наконец, к самому смыслу. Выяснилось, что никакого смысла в смысле нет, даже если не подразумевать смысловой нагрузки в самих смыслах. Смыслов нашлось невероятное множество, и, разбирая оттенки, Сурков понял, что у него закончились чернила. Он пару раз заправлял ручку кровью, всаживая перо в вену, и обнаружил, что все, на чем можно писать закончилось. Сурков стер ладонью концепцию Ада, которая теперь казалась ему полной околесицей. Философский уровень, на который он поднялся, требовал все больше места на стенах. Сначала он писал через строчку, затем, расписав свои руки и ноги, Сурков обнаружил, что может составлять сложные алгоритмы, сочетая слова и буквы, заполняющие стены по вертикали, горизонтали и диагонали. Такой алгоритм сильно сжимал информацию, хотя и требовал долгого составления. Суркову некуда было спешить. В ближайшие несколько лет он составил труд, который назвал "КВЖ", что расшифровывалось, как концепция всего живого. Книгу он записал на ногте левой ноги в составленном им коде. Большую часть труда занимало название, так как к нему очень тяжело было подобрать индексы. Работа, наверняка, уместилась бы на полутора тысячах страниц обычного печатного текста, а сводилась она к тому, что в мире существует общая концепция развития, которая направлена от простого к сложному. О том, что эта концепция не обратима, и то, что она не может быть повернута вспять, как, например, живая материя не может эволюционировать в неживую, а нематериальный мир в материальный. Когда Сурков поставил точку на край ногтя, дверь камеры открылась. Черт Паркер возник на пороге так буднично, как будто оставил Суркова минуту назад. - Пойдемте, Сурков, - сообщил он. - Вам пора вариться. - Скажите, Паркер, - спросил Сурков, - а вам не дали повышения? - С вами дождешься, - удивил Паркер панибратской репликой Суркова. - Вы ведь не за этим пришли? Паркер брезгливо посмотрел на Суркова и нехотя произнес: - Вы становитесь опасны, Сурков. Вялый от вас пострадал, но от меня этого не дождетесь. - Неужели? - Вот вам и неужели. Диалог Суркову показался суперстранным. Он решил, что обязательно узнает, почему Паркер перестал дистанцироваться с грешником, но это выяснилось гораздо быстрее. В Аду его ждал полный, лысеющий мужчина на вид лет пятидесяти, с коричневым портфелем из крокодиловой кожи. - Меня зовут Михалай, - сообщил он. - Гоша, - Сурков пожал протянутую ладонь, поймав себя на мысли, что впервые делает это в Аду. - Я провожу расследование катастрофы. - Ах, это, - разочарованно пожал плечами Сурков. - Не только, - сообщил Михалай, очевидно, перехватив разочарованные мысли. - В данный момент дело касается непосредственно вас. Вернее, вашего осуждения. - Что вы имеете в виду? - Я имею в виду, что вы незаконно были осуждены на пребывание в Аду, и ваше дело может быть пересмотрено. - Хорошие новости. - Для вас - хорошие новости, а для меня - большие хлопоты. - Я же понимаю, это ваша работа, - медленно ответил Сурков, понимая, что Михалай клонит в сторону авторучки. - Я, разумеется, выполню работу, но это может занять весьма продолжительное время. - А в чем заключается ваша работа? И к чему это может привести? - Вам могут снизить жесткость наказания или даже перевести в Рай. - Не смешите меня, Михалай. Мне уже рассказали, что здесь почем. Небрежность Суркова была такой искренней, что Михалай купился на нехитрую уловку и, достав из кожаного портфеля скоросшиватель и стопку серых листов, предложил: - Пишите. - Что? - Заявление в Оправдательный комитет. - Форма есть? - Я вам продиктую. Пишите: О, Боже, от раба твоего. ФИО. Дальше незаслуженно осужденного в грешники номер такой-то, от такого-то числа. Дальше. Прошу рассмотреть мою просьбу о пересмотре дела номер такойто. Номер спишите со скоросшивателя. От такого-то числа. Дальше. Михалай продиктовал Суркову короткое заявление, после чего дважды перечитал его и, облизнувшись на авторучку, спрятал в портфель. Спустя десять суток, Суркова вытащили из кипящего масла посреди наказания. В раздевалке его ждал довольный Михалай, помахавший перед носом Суркова голубой бумагой. - Вот решение о пересмотре. - Шутите? - Не шучу. Одевайтесь и едем. - Куда? - До суда вы переводитесь в изолятор. Будете на легких работах, почти как при жизни. - Как на химии? - предположил Сурков. - Что-то в этом роде. Сурков смыл с себя масло и, взглянув на ящик с номером тринадцать, зашагал вслед за Михалаем. - Если бы не ваш подрыв, - заметил Михалай, - варится вам здесь вечность. - При чем здесь подрыв? - Начальство требует соблюдать элементарные меры безопасности, после каждого такого случая проводится расследование. - А я тут при чем? - У вас в деле написано, что вы осуждены за преступление против времени. За такое послежизненное не дают. В худшем случае - исправиловку или привидение. - Что значит исправиловка, что значит привидение? Михалай снисходительно посмотрел на Суркова. - Надеюсь, вы понимаете, что не все души делятся на отъявленных мерзавцев и святых. - Понимаю. - Есть еще градации серого и, если вы успели заметить, нижние уровни ада более строги, а верхние - менее. Под вами, Сурков, находятся биллионы уровней, забитых грешниками, как сельдь в бочке, а температура достигает нескольких тысяч градусов. Там и жарить никого не надо. Вы же находились в относительно комфортных условиях. Но есть и верхние уровни, где работают такие как я, допустившие незначительные грехи. - Что вы сделали? - Я хохол, - ответил Михалай. - Работали адвокатом? - Следователем. А вы, Сурков? - Программист. А разве этого нет в деле? - Это к делу не имеет отношения. - Странно. Я-то полагал, что все имеет отношение. - Ад переполнен. Если заносить в базу данных биографию каждого грешника, придется содержать огромный штат сотрудников. - А как же всевидящее око? - Вы вроде бы взрослый человек, даже умерли, а в сказки верить продолжаете. - Но я... - Не верьте - сами все увидите. Сурков с Михалаем миновали большой грот и вышли к станции метро. Они сели в подошедший поезд и, проехав семьдесят шесть остановок, вышли на станции "Лифтовая". Там находился огромный, по мнению Суркова, терминал для транспортировки грешников и чертей вниз и вверх, а проще говоря, лифты. К ним выстроилась немаленькая очередь, и два часа Суркову и Михалаю пришлось ожидать посадки в квадратную кабину. Кабина заполнялась моментально, и Сурков очень опасался, что Михалай потеряется в толпе. Михалай ловко прижал черта своим животом, створки прижали его спину, кабина дернулась и понеслась вверх. Сурков почувствовал, как у него закружилась голова, что-то упало внизу живота, тошнота поступила к горлу. Когда на очередном уровне кабина наполовину опустела, тело Суркова соскользнуло вниз и распласталось на полу.