День Суркова

Сурков столкнулся с огромными трудностями, о которых не помышлял. Его рабочий день не прекращался несколько месяцев, пока, наконец, не понял основных принципов работы программного обеспечения Ада. Оно было очень похоже на земное, но сделано как бы через колено. Первое время Сурков пытался понять логику, которая неминуемо должна была быть, но после того, как познакомился с пылящейся горой документации, понял, что кроме неё в программах присутствовала львиная доля цинизма и амбиций.

Так программная оболочка низшего уровня Дьявол ДОС работала только с памятью равной шестьсот шестьдесят шести килобайтам. На усовершенствованных машинах её расширили до одного мегабайта. Несмотря на это, программы работали только с базовой памятью и напрочь игнорировали расширение.

Грешница, оказавшая Суркову протекцию, записала его в техническую библиотеку. Попасть туда было крайне сложно, но она нажала на кого-то из грешников, и Сурков получил читательский билет. Библиотека содержала книги по электромеханике, гидравлике и отоплению. Последний раздел был особенно обширен. В нём всегда толпились черти и не давали Суркову возможности подойти к своему стеллажу, который на фоне других выглядел совершенно убого. Используя то, что Дьявол послал, Сурков узнал невероятно много нового. Оказалось, что на верхних уровнях пользуются многооконным графическим интерфейсом называемым «Двери». Двери 6,66 оказались революционным прорывом в области вычислительных технологий. Двери 66,6 усилили этот прорыв. Начиная с Дверей 666, появился Дяволнэт. Сеть, покрывавшая почти все верхние уровни. С помощью неё грешники обменивались информацией, пересылали деловую документацию, корреспонденцию и многое другое. Венчал программное обеспечение графический интерфейс «Апокалипсис», распространённый только на поверхностных уровнях.

Создавал программное обеспечение сам Дьявол, а так как программист из него был ещё тот, то любая, даже самая простая программа, содержала кучу ошибок и баггов. К тому же Дьявол любил шестёрку и везде, где это было возможно, вставлял её кратность, даже если это шло в ущерб работоспособности. Объяснялось это мнимой рациональностью. Ведь число двенадцать имеет более рациональный порядок, нежели десять. Может делиться на два, три, четыре и шесть. Шесть является половиной двенадцати, что образовывало верхний предел свободы числа. Сурков же прекрасно понимал, что это все талантливая отговорка дилетанта, но воспринимал это без злости, потому что программное обеспечение, с которым он был знаком, на порядок, если не на два, ниже.

Очередной сложностью, Сурков считал идеологизацию и религиозный оттенок программирования. Дважды два равнялось четырём, только когда это шло в разрез святому писанию, все остальное время, результат мог оказаться неожиданным. К тому же вместо языков программирования Дьявол использовал собственный, а многие схожие понятия подменял сленгом. Некоторые функции и операнды без всякого сожаления сокращались, иные раздувались до размеров философский учений и Сурков с трудом улавливал аналогию. Так, то что Сурков при жизни привык называть ошибкой в ДяволДОСе обзывалось «Глюк».

Сурков держал в руках толстенный пятитомник называемый «Теория патча и глюка». Что на обычном языке звучало бы как «Теория ошибок и программ их устраняющих». Он перевернул первую страницу и прочёл приблизительно следующее: «Каждая программа имеет право глючить! Постыдность глюков — христианская пропаганда!» Далее на двух тысячах страниц рассказывалось, то что было заключено в первом абзаце. Так как Сурков умело пропускал лишнее, очень скоро он узнал ДьяволДОС как свои пять пальцев. Компьютеры суда пришли в работоспособное состояние, и Сурков стал немного унывать. Работа, так быстро захватившая его, закончилась, и он уже не знал, чем займётся в следующем году.

— Не переживайте, Сурков, — говорила пожилая грешница. — Пересмотрят ваше дело, и попадёте вы на уровень повыше, там компьютеры поинтереснее наших. Жалко, конечно, будет вас отпускать, но такому хорошему парню грех не помочь.

Она оказалась права. Суд, рассматривавший дела о пересмотре наказаний, определил Суркову тридцать второй уровень. Даже Михалай, имея удостоверение адвоката, не мог подниматься так высоко. Уровень, где стены имели голубоватый оттенок, находился на глубине всего трёхсот метров от поверхности. Для грешников там были разрешены развлечения, а перемещения никем не контролировались. Черти там имели розовый загар, и Сурков мог легко оказаться самым смуглым грешником.

Михалай дал Суркову множество указаний о том, как он может обжаловать последний приговор:

— Дерзайте, Сурков, вам везёт, и, не удивлюсь, если однажды узнаю, что вы пребываете в Раю.

— Буду без вас скучать, — пообещал Сурков.

— Ай, бросьте. Я рискую получить второй шрам на груди, потому что опять завидую.

— А вы не завидуйте.

— Не могу.

— Попробуйте радоваться со мной вместе — это так просто.

Михалай попробовал, но, судя по его лицу, ему этого не удалось.

— Наверное, я неисправимый хохол.