День Суркова

Сурков подумал, что досчитает до десяти, поднимется и набьет морду обидчику, но когда досчитал до восьми, уже знал, что будет считать дальше. После двух с половиной тысяч он перестал. Через полчаса ярость прошла, и драться уже не хотелось. Вскоре грешники окончательно продулись и залезли под лавку кричать «гав-гав». Федор Абрамович проиграл двенадцать миллионов «гав», грешник, угостивший Суркова, — чуть меньше. Они добросовестно изображали собак под смех чертей, пока у них не сели голоса, после чего черти пошли отдыхать, а грешники, полаяв для приличия несколько минут, вылезли из-под стола.

Федор Абрамович ушел сразу, а грешник с сухариками подошел к Суркову и протянул обожженную пятерню.

— Сухарик проглотил? — спросил он.

Сурков кивнул в знак согласия.

— Надо было сразу тебя предупредить.

— О чем?

— Утроба — отхожее место души.

— Да? — не поверил Сурков.

— А ты не чувствуешь? Теперь будешь таскать за собой, а для грешника это нелегко.

— И что же мне делать?

Грешник пожал плечами:

— Скажи своему черту, он тебя в медпункт отправит.

— А там? — зачем-то спросил Сурков.

— Там сделают рентген и вырежут.

— Без наркоза? — предположил Сурков.

— Послушай, парень, я вижу, ты здесь недавно. Запомни несколько вещей, которые тебе пригодятся: здесь Ад, и все, что происходит, делается не для твоего удовольствия. Если здесь вырезают совесть, то делается это самым тупым скальпелем, без наркоза, да еще и зеркало поднесут, чтобы ты все видел.

— Мне показалось, что черти к вам неплохо относятся.

— Показалось. Черти здесь, чтобы нас наказывать. Черти — это отборные, обгоревшие грешники. Они не подвергаются наказанию, потому что готовы служить Сатане.

— Зачем же вы с ними играете?

— Мало того, что играем, еще и всегда проигрываем. Черт в Аду — и бог, и царь, и генеральный секретарь, запомни.

— Но ведь чертями не все становятся.

— Не все, — согласился собеседник. — Только самые отборные мерзавцы.

— А остальные?

— Остальные варятся. Некоторым послабления дают, некоторые даже до ангелов дослуживаются. Впрочем, врут, наверное, — он зачмокал губами, очевидно, что-то представляя, но тут же сделал искаженную гримасу на лице. — Думать здесь нельзя, поймешь скоро.

— Как это? — опешил Сурков.

— Пока ты здесь недолго, можешь думать, но постепенно все пройдет.

— Как же не думать? Как же так?

— Ну, не то, чтобы совсем, можешь думать о том, как будешь наказан, об отдыхе и так далее, но вот представить что-нибудь свое уже не сможешь.

— Почему же?

— Потому что здесь все нематериально, все здесь дух. И ты, и черти, и все вот это, — собеседник обвел окружность. — Не совсем, конечно, а впрочем, я и сам не знаю, никто меня не учил.

— А это? — Сурков достал авторучку и показал собеседнику.

— Откуда у тебя это? — грешник вылупил глаза, протягивая вперед ладони.

— С собой пронес.

Собеседник недоверчиво скосился на Суркова.

— И не отобрали? А мысли прочли?

— Прочли, но сами не стали отнимать.

— Это — чтобы ты отдал, — предположил грешник. — Отнять не так больно, а вот, когда сам отдашь — будешь каяться, что смалодушничал. Черту — очко, тебе — наказание.

— Умно, — согласился Сурков. — Только не отдам.

— Отдашь, — пообещал собеседник, — Ад и не таких ломал. Здесь душа грешника как соломинка.

— А если я не грешник?!

— Если не грешник? — усмехнулся собеседник. — Тогда тебе надо в оправдательный комитет. Напишешь заявление, будет повторный суд. Но вот не помню, чтобы кого-то оправдали. В лучшем случае — послабление. Только ты теперь не рассчитывай с твоим сухариком… — собеседник сделал гримасу, похожую на гирю.

— А где он находится, оправдательный комитет?

— Ха! В оправдательный только черти могут, тебя туда не пустят.

— А если я заявление напишу?

— Еще раз тебе повторяю, но последний, заметь. Черти здесь все. Залезешь за черту — будешь в Аду, как по Библии положено. Найдешь подход — получишь преференции.

— А что, если не подчиняться? Не исполнять приказы, на наказания не ходить, сбежать.

— Глупости. Сколько я здесь, ни разу о таком не слышал. Новичков часто на цепь сажают или в карцер, дополнительное наказание дают. Но чтобы кто-то на своем настоял, такого не было.

— А убежать?

— Попробуй. Поймают, переведут на пару сотен уровней вниз, там содержание похуже этого.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Нельзя, — бросил собеседник и пошел по гроту прочь от Суркова.

— Ты куда? — окликнул его Сурков.

— Ясное дело, — бросил тот через плечо, — наказания скоро начнутся.

* * *

Сурков варился в Аду, кипел в нагретом масле, шипел на раскаленной сковородке, сидел в мешке со стекловатой. Для Ада это были обычные будни, и никто не замечал, что это происходит с Сурковым. Никто не говорил:

— Неужели Сурков умер?

Или:

— Ну, надо же, Сурков попал в Ад.

Его пребывание и наказание было таким же обычным делом, как и у миллиардов грешников по соседству.