День Суркова

Решив не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, Сурков подсоединил шланг к воздуховоду, проложил его в пещеру и обвалил вход, который предварительно был к этому подготовлен. Пустив в шланг сжатый воздух, Сурков укрылся в противоположной части грота, применив в качестве укрытия перевернутый котел. В это же время черт Вялый появился в непосредственной близости от пещеры и с интересом стал рассматривать обвал и идущий под камни шланг. Ситуация показалось ему забавной, и он никак не ожидал, что через несколько мгновений станет жертвой своей неосторожности.

Когда прозвучал взрыв, Вялый стоял, склонившись вперед. Вмятина такой формы осталась на противоположной стене. Грот почти не пострадал, если не считать глубокую трещину, прошедшую вдоль него, обвалившийся свод, две арки и пару сотен упавших сталактитов. В это время в Турции было зафиксировано землетрясение около четырех баллов по шкале Рихтера. Но Суркову, который находился под перевернутым котлом, казалось, что он взорвал весь Ад. Его защита превратилась в причудливой формы сковороду, а сам он решил, что умер еще раз.

* * *

Спустя три дня его откопала команда грешников, в качестве наказания разбиравшая завал. Паркер лично препроводил Суркова в карцер. Для большей острастки он не проронил ни слова и, закрывая за Сурковым красную от окалины дверь, опустил глаза. Довольно глупо было пугать грешника, который уже находился в Аду, и Паркер, будучи профессионалом своего дела, оставил Суркова пребывать в неизвестности.

Карцер, или прямоугольная комната, в которой оказался Сурков, по форме напоминала пакет молока. Высота потолка — три четверти ширины, абсолютно ровные стены, и, что Сурков видел впервые, ровный потолок. Дверь, крохотное окошко под самым потолком. В окне подрагивает грязный свет, его отблески пляшут по стенам, образовывая причудливые фигуры. Проходит несколько минут, и Сурков перестает ждать. Трое суток, проведенные под раздавленным котлом, делают помещение карцера веселым, правильную геометрию — праздничной, отблески света — смешными. Прошел час, и появилось понимание того, что карцер — это надолго. Сурков уже не ждал, что дверь вот-вот откроется. Не ждал Паркера или Вялого, не ждал наказания. Мысль о том, что ему не придется вариться, оказалась настолько необычной, что Сурков даже опешил. Он судорожно перебирал мысли, приходившие ему в последнее время, и никак не мог понять, какая из них доставила такое удовлетворение. Наконец решив, что это мысль о своей ближайшей безнаказанности, он стал гонять ее как любимую кассету.

Приблизительно через два дня она надоела. Определять прошедшее время становилось все труднее, радость покоя и одиночества превратилась в скуку, карцер стал унылым и мрачным, пляшущие фигурки раздражали. Сурков ходил по комнате, делая два маленьких шага от стены до стены, ходил по периметру, по диагонали, упирался в стены руками и ногами, пытаясь добраться до окошка, делал упражнения. Читал стихи, пел песни, считал до миллиона и обратно, сочинял сказки, танцевал буги-вуги и рок-н-ролл. Он рассказывал стенам свою биографию, читал лекции о Бейсике и Фортране, выступал с обвинительной речью на Нюренбергском процессе, доказывал теорему Готье и придумывал закон Фурье. Ему постоянно хотелось спать, но сон, как и положено, не приходил, а легкое забытье, которое налетало на несколько мгновений, вызывало тошноту: он тут же чувствовал сухарик в животе, и последний недовольно ворочался и тянул Суркова к центру планеты.

С ума он начал сходить, когда прошло больше трех месяцев. Сначала звуковые, затем зрительные галлюцинации разбавили ощущение без времени и пространства. Сурков уже не видел карцер, не ощущал холода, не мог точно определить — где пол, а где стена. Дверь, пахнущая ржавчиной, перестала издавать запах, и Суркову казалось, что в его камере нет входа. Окошко исчезло, красные блики слились в ржавое пространство. Сурков хотел дотронуться до него руками, но ладонь ничего не чувствовала. Через два месяца пропали ноги и руки, тело и шея исчезли через пару недель, нос и губы онемели почти сразу после того, как веки прекратили закрываться. Сурков понял, что завис. Он еще мог думать, но его, застрявшего в лифте, залили бетоном и почему-то забыли убить.

Глава 5