Адмирал раздражал Суркова. Его барское хамство и необозримое самомнение могли привести в бешенство кого угодно, и в то же время Сурков находил в его характере интонации, которые с натяжкой можно было назвать положительными.
— Снять трусы! — командовал Адмирал приглянувшейся грешнице.
Неискушенные в сальных шутках Адмирала души пытались выполнить приказание.
— Я контуженный старый моряк, — оправдывался Адмирал, хлопал грешницу по заду и уходил, не оборачиваясь.
Плотские развлечения на тридцать втором уровне были запрещены. Душа, нарушившая запрет, тут же депортировалась вниз без права перемещения.
По большому счету, инстинкты, присущие живым существам, у души отсутствовали. Потребление пищи и воспроизведение себе подобных — для духовного мира были невозможны. Любые суррогаты приводили к пагубным последствиям. Сурков убедился в этом, проглотив сухарик, и теперь опасался последствий. Как выяснил он в библиотеке, любовь являлась бактериологическим оружием Бога, разработанным в секретной лаборатории Рая. Дьявол пытался повторить разработку Господа: его лаборатории выпустили шизофрению и паранойю. В отличие от них любовь была очень заразна и поражала почти все население планеты в период полового созревания.
Люди могли бы давно догадаться, что любовь представляет собой когнитивное нервное расстройство, ведь симптомы любви ничем не отличаются от других вирусов, поражающих душу и называемых душевной болезнью. Но любить было так здорово, что люди стали превозносить это чувство, посвящать ему стихи, песни, совершали подвиги и занимались полной ерундой, лишь бы продлить заболевание. В лаборатории Ада выработали мутированный штамм любви. Пораженная такой любовью душа приобретала иммунитет и, как правило, больше не заражалась. Если любовь возникала вновь, то протекала вяло и безрадостно. Одичавший вирус приводил к однополой любви, любви втроем, вчетвером и даже впятером.
Неустойчивость райской любви объяснялась тем, что выращенный вирус испытывался на лебедях. Исследования не были окончательно апробированы, а БогВоенПроект требовал полевых испытаний. Первое же применение любви привело к поразительным результатам, штамм решено было пустить в производство без дальнейших испытаний. Этим воспользовался Дьявол. Его сотрудники отобрали любовь и вывели суррогаты. Говорят, в лаборатории, где исследовалась любовь, возникла ее утечка, и тысячи чертей вознеслись в Рай, очистив душу. Дьявол приказал взорвать лабораторию, выдав это за катаклизм, более известный как извержение Везувия.
— Откуда ручка? — спросил Адмирал, выглядывая из-за плеча Суркова.
— Оттуда, — Сурков показал пальцем вверх.
— Пронес? — презрительно вывел Адмирал.
— Пронес, — согласился Сурков.
— Знаю, — Адмирал почесал мясистый нос. — Знаю вас, несунов. Бывало, такое на корабль проносят — диву даешься.
— Что? — спросил Сурков.
— Баб проносили, — буркнул Адмирал. — Самых настоящих баб. Вот с такими глазами.
Адмирал описал ладонями две полусферы возле собственной груди и, схватившись за воображаемые соски, добавил:
— Вот с такими зрачками.
— Зачем же вы не запрещали?
— Хм, — ухмыльнулся Адмирал, — запрети, попробуй! Когда крейсер набит, как публичный дом, с первой палубы до последней — хоть одна сучка, но проскочит. Да и нереально это, все судно осмотреть. Вот ты, Сурков, на своем компьютере можешь спрятать информацию так, чтобы ее никто не нашел?
— Конечно, могу.
— И матрос так же. Только от его заначки гораздо большее зависит.
— Что же?
— Его обороноспособность.
— Это как?
— Так вот. Мой крейсер мог одновременно держать оборону от семи воздушных целей и делать это в девятибалльный шторм. Как ты думаешь, возможно это, если все мои матросы будут думать о…прости ее, господи?
— Я не служил на флоте.
— Твое счастье, а то я бы тебе показал.
— Адмирал, — не выдержал Сурков, — если вы будете мне под руку петь солдатские байки, я тут буду вечность околачиваться.
— А далеко ли ты собрался?
— В Рай, — коротко ответил Сурков.
— В Рай — это хорошо. Только и там водочки никто не поднесет и доброго табачку трубочку не искурить.
— А вы не распускали бы сопли, а договорились бы с чертом, глядишь — и выменяли бы на что-нибудь.
— На что, Сурков? У меня кроме адмиральской задницы ничего нет, да и та никому не нужна.
— На что-то же меняют всякую дрянь. Точно знаю, сам сухарик ел.
— Это с поверхности черти по ночам тянут. Но даром ничего не дадут. Вот у тебя авторучка дорогая, если на нее обменять?
— Оставьте надежду, Адмирал.
— Чайник, — констатировал Адмирал. — И ничего удивительного, что Ад кишит такими, как ты, сынок.
— Вы, Адмирал, тоже не без греха.
— Я? — удивился Адмирал. — Я при жизни так грешил, что на сотню таких, как ты, хватит. Если бы не мои подчиненные, горел бы сейчас на миллионном уровне.
— Как же они помогли?
— Попросили кого надо. Кому надо нашептали.
— Адмирал, — продолжал Сурков, — Объясните мне такую вещь: вы — человек не сахар. От вас наверняка многим досталось и самодурства, и вашей глупости. Неужели у вас остались друзья?
Адмирал пожал плечами:
— Никак нет.