День Суркова

— А бывает так, что она падает?

— Бывает. Это у вас и называется нервный срыв. А еще говорят: вошел в штопор.

— Или спился?

— Бывает и такое. Тебе это тоже не грозит.

— Почему?

— Потому что у тебя эта самая тарелочка хорошо сбалансирована. Не нужны тебе деньги, и пить тебе ни к чему.

— Ну, это я могу поспорить. К тому же, если моя тарелочка, как ты говоришь, подогнана, совсем не означает, что на ней не найдется места ближе к центру.

— Найдется, и я не говорю, что при определенных обстоятельствах ты не смог бы разбогатеть. Однако богатство — оно как девица: капризно и разборчиво. Есть люди, которые ему нравятся, к другим оно холодно и равнодушно. Но дело не в личных пристрастиях. Чтобы понравиться богатству — нужен изъян, недостающая часть. Чтобы заработать, тарелочка должна быть с креном, и чем сильнее крен, тем быстрее деньги ее уравновесят.

— А что, и такое бывает?

— Редко, но бывает. Есть люди, которым деньги приносят душевный покой, но чаще они их убивают. Здесь включается принцип маятника. Неаккуратно брошенная на край монета начинает шатать систему. Человек не понимает, чего он хочет и разоряется или заболевает. Чаще всего он заработать не успевает, деньги так влекут, и их хочется так быстро, что душа сваливается, а уж когда она наберет скорость… В общем, на нижние уровни.

— Печальную перспективу ты нарисовала. Однако я вот что не понял, деньги — это добро или зло?

— Ни то ни другое. Деньги — это средство расчетов, чем они по своей сути и являются. Твоя душа состоит из определенного количества амбиций, наглости, скромности и денег.

— Во как?

— А ты как хотел? В материальном мире все через зад. Вот, к примеру, ты хочешь любви, но надеяться на нее не приходится, потому что страшный очень, характер скверный, подловат к тому же, а за деньги ты можешь себе это позволить.

— Но ведь это будет не настоящая любовь.

— Настоящая, Игорь, настоящая.

Сурков задумался, пытаясь вспомнить случай из собственной жизни.

— Что, не получается? Тогда я тебе напомню. К вам в вычислительный центр приезжали иностранцы. Помнишь Норму Джеккинс? Высокая такая, с роскошными волосами.

— Что-то припоминаю.

— Ты ей диск на память подарил.

Сурков взмахнул ладонью:

— Разумеется, пятидюймовик красный!

— Вспоминай, вспоминай.

Сурков давно забыл Норму Джеккинс, красивого, невероятно высокого профессора в совершенно не советской мини-юбке. Она была в центре трижды, и к концу второго визита Сурков решил, что сделает ей маленький подарок. Он записал на самой дорогой «БАСовской» дискете свой компилятор и протянул диск, объяснив на ломаном немецком, что это его личная работа.

— О'кей, — сказала Норма.

Ни спасибо, ни до свидания, только две буквы, объединенные в слово. Но как Сурков был тогда счастлив, и самое удивительное, он не знал почему.

— Потому, что ты полюбил ее за ее деньги.

— Что ты? — возмутился Сурков.

— Подумай и ответь честно: Норма была очень красивой женщиной?

— Да, — Сурков кивнул головой.

— А Света Семенова из отдела кадров?

— Ну… — протянул Сурков.

— Так почему же ты ей не дарил дискет?

— Она в этом ничего не понимает.

— Так подарил бы цветы.

— Но ведь она была замужем.

— А Норма?

— Не знаю.

— Тогда, какая разница — замужем Света или нет? Ведь ты делаешь подарки всем красивым женщинам.

— Да нет же. Я ничего не хотел от нее ни тогда, ни позже.

— Так почему же ты так хотел влезть в ее жизнь?

— Так уж и влезть?

— Скажи, как это еще называется? Посторонний человек делает тебе подарок, разве не для того, чтобы о нем помнили?

— Хорошо, — согласился Сурков. — Мне было дорого ее внимание.

— А было бы тебе дорого ее внимание, не окажись она иностранным профессором?

— Не знаю.

— Я уже стала забывать, какой ты упрямый!

— Ах, я еще и упрямый?

— Если скажешь «да», я переменю свое мнение.

— Конечно, нет.

— Будешь меня слушать, или дальше поговорим о твоей исключительности?

— Буду слушать.

— Ты не мог разбогатеть, потому что твоя душа была в равновесии. Для того чтобы притянуть деньги, необходим дефицит или избыток. Всего, того что компенсируют деньги. Например, самомнения. Есть души с избыточным самомнением, их кренит в сторону, и чтобы не упасть — они богатеют. А есть души с маленькой совестью, им тоже не помешает пара сотен для баланса.

— А если у человека совести много?

— Совесть, Игорь, как печенка, имеет свои размеры, и быть больше, чем положено, может, но ненамного и ненадолго.

— Что же с душой происходит?

— Да ничего хорошего. Совестливый человек притягивает болезни, мучается, других изводит, а заканчивает инсультом или инфарктом.

— А зависть?

— Разновидность совести.

— А жадность?

— Запущенная зависть.

— А скромность?

— Уравновешенная гордость.

— А ревность?

— Больное самомнение.

— А глупость?

— Глупость к душе отношения не имеет.

— Выходит, богатые люди — это жадные ленивые уроды?

— Только не ленивые.

— Прекрасно, — всплеснул руками Сурков.

— А чем компенсируется доброта, честность и скромность?

— А ты как думаешь?

— Уж и боюсь предположить.