Поднялся я, глянул последний раз на Комбинат — будь он семь раз проклят! — и двинул через заросли прямиком на сфероюг. Сейчас важно от ватаги оторваться, а там посмотрим!
Собственно, я уже давно решил, еще когда Дед умер: к столице двигать надо. В горах невмоготу стало: холода, голодуха, банды. Поселки вымерли, народ в долины подался, поближе к городам. Там все же полегче. Кругачи последнее время нашего брата не трогают: своих дел по горло. Черт те что творится: древневеры народ мутят, хилиасты уже открыто бунтуют; сект всяких новых — пропасть, я уж совсем запутался: кто, что, за кого, кому молятся?! Плюс ко всему отвёрги — эти вообще ребята крутые, на всех богов чихают. Народ шепчется: новый Крестовый идет! Впрочем, наше дело — сторона. Мы народ покладистый, богов почитаем, жертвы приносим, никуда не суемся, в кого скажут, в того и верим, — чего нас трогать!..
Иду я таким образом, размышляю, через колючки продираюсь, планы строю. В общем, развесил уши, ну и напоролся.
Откуда ни возьмись змееголов — и на меня! Здоровенный — с бревно, наверное, и пасть — как ворота. Шарахнулся я в заросли, пальнул оттуда с перепугу, вроде даже мимо. И, уже спустив курок, соображаю: мнимон это, будь он неладен! Ни к черту у меня нервишки стали, пугаюсь, как баба. Да и не сразу сообразишь: ведь совершенно непрозрачный, сволочь, как живой! Здесь, вблизи Зенита, мнимоны на кого хочешь страх наведут. Иной раз такое выскочит — хоть стой, хоть падай! И даже знаешь, что обман это, призрак бестелесный, а все равно жутко.
Глянул вверх — так и есть, небо уже желтое, в пузырях, ложносолнце на сфере кляксой черной набухло. Полдень, самая пора всякой призрачной нечисти. Народ-то здесь дремучий, страсть как мнимонов боятся, говорят — ведьмины выродки. Имечко у них еще, язык сломаешь: Интер Ференция! Чепуха, конечно. Дедуля у меня был образованный, все объяснил. Миражи это, сфера их плодит! Хотя, кто его знает, может, и не обошлось здесь без чертовщины? Ведь чего только в Зените не бывает! Вчера, среди ночи, вообще черт те что началось! Гул — на всю округу, будто лавина, и земля ходуном; еле успели наружу выскочить. На Комбинате последние строения порушились — настоящее землетрясение! А потом Ось вдруг вспыхнула и как пошла огненными пузырями сыпать — жуть одна. Хорошо, их в горы отнесло, на ледники, а то сгорели бы тут все за здорово живешь. Никогда такого не было, старожилы поговаривают: знамение, мол, это и должно быть накануне Второго свершения.
Вот такие здесь дела, в Зените. А уж мнимонов разных — не счесть! Каких только не встретишь: и под гадов, и под птиц, и под насекомых всяких… Даже под людей. Порой смотришь: человек человеком, даже морда знакомая, гнусная, так и чешутся руки шарахнуть из ствола, а ткнешь — пустой внутри. Призрак, стало быть. Вот, пожалуйста, как на заказ!..
Я как раз на полянку продрался, там посередине стоит дуб засохший. Травка бордовая под ним каким-то чудом сохранилась. И на этой травке — троица знакомая! Ну как живые! А мордатый, в петушиной шапчонке, мне этак ручкой: мол, давай, парень, не стесняйся.
Вгляделся я получше — и чуть не сел. Мать всех богов, какие, к лешему, мнимоны! Это ж самая что ни на есть натура!..
3. ПРОВОДНИК
Поначалу меня даже пот холодный прошиб — как же это они, по воздуху, что ли?.. Потом вроде сообразил — обвели! Обвели, как последнего придурка! Пока я по складам, как псих, метался, они в открытую пересекли Комбинат, вышли через Могильный проем и преспокойно поджидали меня здесь, на поляне.
Тут этот квадратный — он у них, видно, за старшего — пасть свою разевает:
— Эй, парень, двигай ближе! Разговор есть…
Голос — под стать остальному: труба иерихонская. И выговор у него какой-то не наш. Может, в столице так говорят?..
— Садись! — говорит старшой и рюкзак свой пододвигает.
Это дело я, конечно, проигнорировал, сел на корточки, спиной к дереву, — вся поляна передо мной. Винтовку между колен держу — палец на крючке.
— Да ты не бойся! — усмехается вдруг молодой. — Эти там остались!.. — И рукой в сторону Комбината. — Не придут!..
— А чего мне бояться! — говорю. — Не я же их ухлопал!..
Твердо так сказал, чтоб сразу все ясно стало: мое дело сторона! Вижу, молодые переглянулись — вроде недоуменно. Старшой ничего не сказал, полез в карман куртки. Хорошая куртка, вроде даже кожаная. За такую можно на Станции неплохое ружьишко выменять, да еще пороха подсыплют. Полез он, значит, в нагрудный карман и достает… — что бы вы думали? — трубку курительную и натурально ее раскуривает! От спички!
У меня глаза на лоб полезли — табак уже лет сто как извели, про спички я уж не говорю! Черная сфера, вот, значит, какие дела, все у них в городах припрятано — для себя!
Затянулся пару раз, трубку изо рта вынул.
— Как тебя зовут, парень? — спрашивает.
— Стэн, — отвечаю. — А что?
— Ничего, — усмехается. — Понравился ты мне.
Шутит, значит. А я как на иголках, предчувствия у меня паршивые.
— Вот что, — говорю решительно. — Дело есть — выкладывайте! А то досидимся тут!..