Здесь, когда захлопнулась железная дверь, Норман оценил поступок туземного офицера – все внутри согрелось и успокоилось. По крайней мере, теперь он вполне контролирует себя и может соображать.
Норман оглядел камеру: два деревянных лежака, приставленных к стенкам, такой же грубый досочный столик посередине у изголовий, над ним окно, продольно забранное железными прутьями. А справа от двери унитаз. Грязно-серого цвета. Менее старый, чем эти стены, но лет сто ему, точно, есть.
«Попал, – бодро произнес голос внутри, – будет, что рассказать».
Однако вслед ему грубая, как прутья в квадратном проеме, явилась мысль: здесь умирали люди.
Да, это заведение не предполагает чего-то другого.
Хотя почему, некоторые выходили отсюда… во внутренний двор на виселицу.
«Чушь, – произнес голос, – ты профессор Массачусетского университета, много известных коллег, есть знакомый действующий сенатор».
Но мысль, что уже вела себя грубо, холодно указала на факты: людей было четверо и трое из них – убиты, убийца определяется простым вычитанием. Среди убитых – две гражданки чужого государства, суд которого может оказаться очень похожим на это вот самое помещение. И наконец, почему кто-то там уж очень обеспокоится? Удивятся, посожалеют – всего и только.
Норман вдруг почувствовал, что он один.
Но тут же погасил это ощущение, за которым могла последовать неконтролируемая волна страха.
Факты, действительно, против него.
Но кто сказал, что на яхту не мог попасть человек, когда они ночью стояли совсем близко от берега? Это, во-первых.
Во-вторых, зачем ему убивать? В чем мотивы?
Особенно, всех троих.
И далее…
Он начал перебирать и пробовать оформить системно все косвенные доводы в свою пользу.Часа через два ему принесли поесть.
Утром Норман ничего не ел, и голод чувствовался.
Пища оказалась не гадкой – вполне сносный овощной салат и большой кусок рыбы. Еще ему сказали, что назначенный следствием адвокат скоро приедет.