— Да. А проще говоря — подстраиваться. И то же самое случится, если он через какое-то время вернется с жары в машину. Теперь я задам вопрос: а что будет происходить с человеком, если каждую секунду температура станет меняться с прохладной на жаркую и обратно?
Наступило молчание… профессор озадаченно потер переносицу, а Брук выкатил глаза и широко развел руками:
— Даже папа до этого не додумался!
— А произойдет то, что организм человека потеряет представление об окружающей температуре. Хотя и не проверял, не сомневаюсь, организм предельно мобилизуется и попытается включить нечто из тех резервов, которые не используются в обычной жизни.
— Постойте, коллега, я, кажется, начинаю догадываться. Вы резко меняли внешнее электромагнитное поле, и частота этих изменений превосходила внутренние колебательные частоты атомов?
— Абсолютно верно.
— И я догадываюсь, эксперимент был очень длительным?
— Конечно. Ведь и для человека резкие температурные изменения на очень коротком отрезке времени будут мало чувствительны, а для металла — тем более. Времени и средств потратить пришлось очень много, зато результаты…
— Ну-ну! — поторопил Брук.
— Обменное взаимодействие возрастало в семь-восемь раз, а магнитострикция приводила к сжатию вещества почти в два раза. А главное — металлы в таком раскаченном состоянии начинают реагировать на внешние электромагнитные волны. То есть — ориентироваться на информацию от внешней среды.
— Восхитительно, — тихо произнес Хакли.
А Брук легко поднял его от земли и прижался щекой к щеке.
— Ты гений, Норман, чтоб я с пальмы упал!
И тут же вспомнил:
— Ребята, но я все-таки хочу знать, какие хорьки лезут в закрома моей родины.
— Чтобы у них хвосты завшивели, — вежливо поддержал профессор.
Вертолет сел прямо на причал, который уже был оцеплен полицейскими во главе с круглым начальником, и Брук велел пилоту убраться, потому что места на всех не хватало.
Яхта выглядела как последняя замарашка. Белые пятна краски вперемешку с темной стальной поверхностью и обнажившимися в отдельных местах сварочными швами и клепкой превратили бывшую красавицу в оборванку.
Хакли с удивлением глядел на вытянувшийся вдоль причала высокий борт.
— И палуба у нее вся такая?
— Такая, — подтвердил обер-полицейский. — Я, вот, все думаю: зачем при ночном угоне им понадобилось разрубать канаты.
— Канаты были разрублены? — спросил уже Грей.
— Да. Не здесь, на причальных креплениях, а там, на палубных.
— Ясно зачем, — недовольно пробурчал Президент, — отсекли для скорости электропилой. Я бы и сам так сделал.
Никто не стал спорить, а Хакли протянул небольшое сверло с заборником и попросил Грея:
— Пока я буду настраивать установку для зондирования, возьмите верхнюю пробу металла.
Профессор раскрыл толстый черный кейс с аппаратурой, а Грей направился к яхте.
И у края причала понял, что брать пробу от борта не следует — едва хватает вытянутой руки, и дело может закончиться купанием.
Впрочем, на середине был трапик, по которому легко подняться на палубу.
Поднимаясь, он увидел выехавший на набережную открытый кадиллак, и по женской фигуре на заднем сиденье стало ясно, что прибыла Первая леди.
Палуба оказалась отделанной еще круче, чем борт, непораженных мест здесь было совсем немного. Но, удивительно, шлифованный фабричный металл сам по себе нигде не обнаруживал изменений. Медленно двигаясь к носовой части, Грей всматривался в него…
И везде было то же самое.
Там, на причале, послышался голос Первой леди. Вот она прокричала ему: «Привет, Норман!».
Он поднял голову, чтобы ответить, не сделав следующий шаг…
И замер, уже видя, но не понимая вполне.
В дюйме перед его солнечным сплетением, подрагивая, торчал тонкий металлический шпиль, почти что игла. Звук… он только что слышал — короткий, как удар по струне.
Мозги с напряжением зашевелились, чтобы понять. Планка оторвалась? Вот она торчит из стены, за которой внутренние помещения. Чуть не убила. Он отшатнулся, и снова раздался такой же звук — другая игла возникла уже снизу, подрагивая концом у ремня его брючного пояса.
Кровь ударила в голову — «его убивают».
И решают всё доли секунды.
Грей вдруг увидел себя на зеленом поле, застывшим с мячом, противника нет только слева…
Потом увидел летящий ему навстречу асфальт, резко поджал ноги и приземлился на них без падения.
Раздались аплодисменты, всего в шести ярдах от него находилась вся честная компания, устроившаяся за спиной Хакли.
— Очень пластичный прыжок, Норман! — похвалила Первая леди.
— И великолепная амплитуда, — добавил ее супруг.
А обер-полицейский промурлыкал: «Браво, браво».
«Какое там браво, его чуть не прикончили! Дьявольщина, но, кажется, он сам себе не до конца верит».
Он уже стоит рядом, не зная, как сказать, а Хакли, глядя на экран, произнес: «Странно».
Грей, наконец, собрался и дернул Брука за рукав:
— Послушай, эта тварь хотела меня прикончить.
Тот не понял, Первая леди услышала и попробовала переспросить:
— Что ты хочешь сказать, там кто-то есть?
Однако профессор, теперь уже громко и удивленно, говорил:
— Ничего не понимаю! Не понимаю, что это такое!