День Святого Валентина

Она съела большую тарелку холодного борща с двумя ложками сметаны и запила это всё компотом. Ела молча, с наслаждением, как будто только сейчас открыла для себя, какое это удовольствие - есть, когда голоден и именно то, чего душа просит.

- Слушай, ба, - она вылавливала кусок груши из компота и не смотрела на бабушку. - А Тоня, она красивая?

Бабушка подняла глаза к потолку, припоминая, кто такая Тоня, и утвердительно качнула головой.

- Как будто красивая.

- Нет, ну, она красавица или просто симпатичная?

Бабушка устало взглянула на Шурку, искренне не понимая, как может человек задаваться такими глупыми вопросами.

- Она просто симпатичная, - сказала бабушка. - Красивая - это Венера Милосская или там Джоконда. Вот это да. А среди наших знакомых нет таких ни красавиц, ни красавцев.

От этих слов Шурка так пригорюнилась, что отставила компот в сторону с недоеденными ягодами.

- Господи, вот горе-то!

Она обхватила лицо обеими руками и покачала головой из стороны в сторону.

- Куда же вся красота подевалась? - спросила она. - Да и как это может быть - на всех старинных картинах такие люди - глаз не отвести. А у нас в классе - ничего похожего.

Бабушка пожала плечами.

- А, может, и тогда художники врали, - сказала она. - Даже наверняка. И фотографировали сто лет назад лучше, чем сейчас. Посмотри на старые фотографии - такие правильные, полноценные лица, как будто люди раньше были из другого теста.

- А это так?

- Конечно, нет, - улыбнулась бабушка. - Может быть, им было труднее выживать, но легче жить, чем теперь.

- Это как это? - не поняла Шурка.

- Неважно, - махнула рукой бабушка. - Лучше спать иди, вот что.

Вечно она так. Только начнётся интересный разговор, так ей сразу нужно его оборвать: или бельё вешать, или в магазин идти, или спать Шурку отправлять.

- А я бы очень хотела быть красавицей, - призналась Шурка. - Такой, чтобы на улице оглядывались. Такой, чтобы каждый, кто увидит меня хоть один раз, мечтал бы встретиться ещё и ещё.

- Глупости, - оборвала её бабушка. - Того, что у тебя есть, для жизни вполне достаточно. - Она сделала ударение на слове "вполне". - А всё остальное - это излишества. Понимаешь?

- Не-а, - Шурка беззащитно улыбнулась, как улыбалась всегда, когда боялась, что её опять посчитают дурочкой. - Не понимаю.

- Быть красавицей - не больно-то здорово, - начала объяснять бабушка. Это всё равно, что для мужчины - быть богатым. Во-первых, твоего общества начинают искать не самые лучшие люди, потому что скромные и приличные стороной обходят всё очень яркое. А на яркое падки только вороны. А, во-вторых, красавицы часто бывают несчастными.

- А почему?

- Вот этого не знаю, - бабушка включила воду и стала мыть Шуркину тарелку из-под борща. - Только почему-то так часто получается. Как будто Бог не может дать человеку всего. Вот и приходится выбирать - или красота или счастье.

"Хорошо, что я страшная, - успокоенная, решила Шурка. - Это значит, я буду очень счастливой". Она пошла в ванную, умылась холодной водой и долго разглядывала себя в зеркале, привыкая к своей внешности, которая вдруг изменилась, показалась чужой и странной.

"Всё-таки я лучше, чем Тоня", - неожиданно подумала Шурка. Она расплела тугую косу и теперь расчёсывала ставшие волнистыми волосы, перекинув их через правое плечо. Воспоминание о Тониной красоте было и мучительным и сладким. Шурка всё сравнивалась с ней, и то в отчаянье закусывала нижнюю губу, то таинственно улыбалась своему зеркальному двойнику. Результат её размышлений был таков: Тоня, конечно, очень интересная, что и говорить, но она и постарше будет, и потом, в Шурке всё-таки есть что-то неуловимое, ускользающее, редкое, чего в Тоне, как говорится, днём с огнём не сыщешь. Холодная она, - решила Шурка. А людей с древних времён к огню тянет. А в Шурке это есть. Вот только огонёк её тихий, потайной, сразу не разглядишь, не заметишь. Тут или время должно пройти, чтобы разгорелся огонёк во всю силу, или человек должен встретиться с глазом намётанным, с чутьём звериным на чужое тепло.

Заперлась Шурка в своей комнате, положила перед собой чистый лист бумаги и долго смотрела на его белизну, боясь испачкать её неверным словом.

Ей казалось, что она в густом, январском лесу, всё вокруг снегом заметено, и она стоит в нерешительности, не желая ступать на снежную тропку, на которой ничьих следов не видно - ни птичьих, ни заячьих, ни каких пострашнее.

Сегодня ей предстояло писать не простое письмо, а благодарственное.

Она подышала на шариковую ручку, как делала всегда с первого класса, и стала писать с сильным нажимом.

Здравствуй, дорогой Бог!

Спасибо, спасибо, спасибо!!!

Тысячу раз спасибо могу написать, пока рука не отвалится. Я знаю, что надоела тебе, знаю, что неприлично так надоедать со своими мелкими просьбами, но ты добрый, ты щедрый, а главное - ты меня слышишь.

Но я хочу рассказать всё по порядку.