День святого Жди-не-Жди

— Но собираетесь выбросить тучегон на свалку, — продолжил Дюсушель.

— Кто это собирается? — спросил Сахул.

— Так вы пойдете за водой? — спросил Пьер.

— Он приходит в себя, — сказала Алиса Фэй.

— Чтобы прийти к вам, — заметил Дюсушель.

— Отменная объективность, — сказала Алиса Фэй.

— В нашей специальности всегда приходится чуть-чуть заниматься психологией, — ответил Дюсушель.

— Я могу уже не идти за водой, — заметил Сахул.

— Где я? — спросил Поль.

Он фыркнул. Учитывая опрокинутое положение тела, прежде всего уткнулся взглядом в потолок. Затем заметил какое-то лицо, ощутил нежное тепло, мягкость и упругость чьей-то ноги под своим затылком. Распознав во всем этом присутствие любимого существа, он снова лишился чувств.

— Вот это да! — произнес Дюсушель.

— Что ни говори, — сказал Сахул, — а он здорово втюрился.

— Вас уже не спирает от былого уважения, — сказал Пьер. — Хотя вы были в числе моих друзей.

— Прашупращеня, прашупращеня, — прошептал Сахул.

Он удалился, оглядываясь на подколенную складку Алисы Фэй и морщинистость ее шелка.

— Так идти мне за водой или нет? — спросил он, скромно застыв в дверях.

— По-моему, бесполезно, — высказался Дюсушель.

— Прашупращеня, прашупращеня, но я получаю приказы только от своего хозяина.

— Выйдите, — сказал Пьер.

Дверь закрылась. Снова открылась. Сахул, кивая на Дюсушеля, вопросительно напомнил хозяину:

— Он что-то сказал про тучегон.

— Я вам тоже скажу, — пообещал Пьер. — Выйдите.

— Так идти за водой или нет?

— Я дам вам дагерротип с автографом, — пообещала Алиса Фэй.

— Когда изволите?

— Можете зайти за ним завтра с утра ко мне в гостиницу.

— Я счастлив и премного вас благодарю, мадемуазель. Смотрите-ка, сейчас он снова откроет глаза, но если увидит вас с первого взгляда, то опять провалится во мрак; лучше его усадить, чтобы он увидел вас не сразу.

Дюсушель и Пьер усадили Поля в протомуниципальное[126] кресло. Алиса Фэй сместилась влево и чуть назад. Поскольку они последовали его советам, Сахул удалился.

Поль, очутившись за протомуниципальным столом, удивился. Он принялся рассматривать предметы, находящиеся перед ним и по сторонам, но назад не оглядывался, а следовательно, не мог сразу обнаружить присутствие Алисы Фэй, хотя и ощущал пронизывающий и тончайший аромат, отличавшийся от всех известных естественных запахов Родимого Города.

Он неловко встал, чтобы уступить кресло брату, ибо тот ревниво относился к своей атрибутике.

— Ничего страшного, ничего страшного, — сказал Пьер, быстро усаживаясь в кресло.

Затем взял брата за руку и торжественно добавил:

— Поль, у меня для тебя большая новость, невероятная новость, сдержи свое волнение, так вот: мадемуазель Алиса Фэй, звезда чужеземного кинематографа, находится в наших стенах, и даже больше, она находится среди присутствующих здесь.

Повернувшись к ней, он заключил свой дискурс следующей клаузулой:

— Мадемуазель (он поклонился), позвольте представить вам моего брата, Поля Набонида.

— Мадемуазель, — сказал Поль, — я — очарован.

Он и в самом деле был таковым.

Очарованным.

Она была приятно удивлена, что не без удовольствия расположило ее к словесному обмену. Они сразу же и поочередно принялись произносить разные реплики под критическими взорами присутствующих лиц. Так они договорились о последующей встрече, затем Алиса Фэй ушла в сопровождении Дюсушеля.

— Очаровательный юноша, — подытожил этнограф, — к тому же он, как мне кажется, испытывает к вам определенное чувство. Кинематограф — это тема, которую я еще не изучал вплотную. И, признаюсь, даже не думал, что сие искусство могло в регионе, подобном этому, найти отклик, хотя бы отдаленно напоминающий тот.

— Мой образ, — произнесла Алиса, — становится универсальным.

— Всеобщим, — осмелился уточнить Дюсушель.

— Универсальным, — поправила его Алиса. — Какая женщина универсальнее меня?

— Богиня, — нашелся Дюсушель.

— Несомненно, но ведь я двигаюсь. Не оккультное и не символическое проявление время от времени, а непрерывность реального движения.

— Форма без материи.

— Форма света.

— И тени.

— Все эти сменяющиеся атомы времени, это — я.

— И в вас влюбился брат мэра.

— Каково должно быть его одиночество!

— Одиночество, заполненное вашими экранными всполохами.

— Я его обворожила.

— Вы его обморочили.

В «Косодворье» они выпили по коктейлю.

— Итак, уважаемый, — спросила мадемуазель Фэй, — вы действительно так редко ходите смотреть мувиз?

Они вместе поужинали. Симон Хуйцер, все еще страдающий от сухого тринуклеита, корчился в своем душном номере. Алиса послала ему фрукты. Дюсушель говорил мало, часто задумывался. Алиса чувствовала себя как-то странно.

Выпив кофе — так как кофе взбадривало их обоих (равно как и Симона Хуйцера), — они помолчали.

Алиса вздохнула.

— Мне кажется, — наконец произнесла она, — я влюбилась в этого обалдуя.

— В самом деле? — пробормотал Дюсушель, ощутив легкое ревнивое покалывание в области простаты.

Хотя и не имел никаких видов на Алису. Обычно он работал с местным контингентом. Это давало ему дополнительную информацию. Он взял себя в руки и сказал:

— Я нахожу его симпатичным.

— Здесь — другое.