День творения

Но не вечно же быть такому. Умные на то и умные, чтоб в конце концов разгадать хитрость дураков. Близок час! Ах, как удивится, ах, как огорчится, ах, как растеряется дурак, когда увидит: в танцевальный зал входят великие… «Эйнштейн пришел! – воскликнет самая красивая и оттолкнет своего дурака. – Долгожданный Альберт, – скажет она, – разрешите пригласить вас на белый танец шейк… Ну, хотя бы на танго… Ах, не бойтесь наступить мне на ногу, мне совсем не больно, господин Теория-Относительности, мне это даже приятно, мсье Общая-Теория-Поля…»

«Дудки! – скажет Эйнштейн и больно-пребольно наступит ей на ногу. – Общей теорией поля я больше не занимаюсь. Свою долю тайн я уже открыл. Теперь открытиями пусть занимается вот этот, – и он ткнет пальцем в сторону того дурака, которого самая красивая оттолкнула. – А мы с вами потанцуем, попьем лимонада и пойдем, сами понимаете куда».

…Все эти рассуждения, между прочим, принадлежат не мне, это сам Верещагин высказался однажды в таком духе – во время перекура, в коридоре института, в кругу молодых коллег-приятелей на пятый, примерно, или шестой год проживания в Порелово. Юношеской фантастичностью он уже переболел, а небесный огонь призвания еще не поджег его души, это происходит лишь в зрелые годы. Оказавшись в пустом промежутке, он вдруг увидел, что жизнь весела и прекрасна, ну и захотелось ему объяснить приятелям, что поворачиваться к ней спиной – просто глупо.

«И где это ты насобачился так образно мыслить?» – спросили приятели. В принципе они были согласны с Верещагиным. Юношеская увлеченность у них тоже прошла, небесный же огонь страшен им не был – слишком сырыми создал Бог их души.

41

Ехал как-то однажды Верещагин с работы и разговорился в троллейбусе с двумя девушками – коренастыми, смешливыми, прыщавыми, восемнадцатилетними. Вместе сошли – выяснилось, что по дороге. У своего дома Верещагин сказал: «Хотите, приглашу в гости?», забавным ему показалось привести таких к себе. «А у вас магнитола есть?» – спросили обе разом.

Во, какие нынче девушки. Коренастые, прыщавые, а без магнитолы не хотят.

«У меня «Сони» есть», – ответил Верещагин. «Так бы сразу и сказали, что женатый», – возмутились девушки.

Даже в наше время некоторые представители молодого поколения имеют низкий культурный уровень, затрудняющий взаимопонимание.

42

И еще про троллейбус. Как-то увидел Верещагин на остановке троллейбус и помчался к нему во весь дух. Троллейбус вот-вот тронется, Верещагин не чает уже успеть, но успевает, слава богу. В последний момент вскакивает.

И тут вдруг начинает себя странно вести. Вместо того чтобы, отдуваясь, плюхнуться на сиденье, он продолжает бежать вперед – уже внутри троллейбуса, под общий, конечно, смех пассажиров. Недолго, разумеется, бежал: до кабины водителя, там вынужден был остановиться.

Смешное это поведение Верещагина объясняется тем, что он разогнался. Не только физически, но и душою. Когда человек долго бежит, он уже думает больше не о цели бега, а о самом беге. От этого много бед на земле происходит. И все лучшее – тоже от этого.

Кто долго бежал, тому жизнь начинает казаться бессмысленной, если уже не надо бежать.

Он уже едет с комфортом, но вдруг вскинется, встрепенется – порывается бежать. Однако недолго это состояние длится.

Так что только на мгновение пожелал Верещагин сгустка электричества в грудь.

43

«Магнитола – это дерьмо, – говорит Верещагин. – У меня японский кассетный магнитофон фирмы «Сони» на семьдесят два часа непрерывного звучания с диапазоном воспроизводимых частот от восемнадцати до двадцати трех тысяч герц при коэффициенте нелинейных искажений ноль целых две десятых процента».

Рот приоткрывается. Губы влажнеют. Обожающий взгляд прорывается к Верещагину сквозь прыщи.

Только в наш технический век интеллектуальное развитие достигло таких высот, что один человек способен полюбить другого за обладание приборчиком с коэффициентом нелинейных искажений в ноль целых две десятых процента.

44

А как же с идеей, родившейся под зубную боль? Ее Верещагин закопал. Глубоко, как когда-то на пляже красивую девочку.

45

Верещагин замечал, что становится обыкновенным человеком, но возникающей обыкновенностью не огорчался, быть обыкновенным гораздо приятней, чем необыкновенным, это знают все, кто когда-либо – хоть год, хоть час – был необыкновенным и натерпелся от своей необыкновенности. Я не осуждаю Верещагина, я сам время от времени становлюсь обыкновенным человеком, этот процесс приятен, но порочен – иногда Верещагина охватывал страх, который он не связывал со своим изменением, но который, однако, вытекал из него…

То был страх смерти. Три раза он охватывал Верещагина.

46

Один мой знакомый тоже: поехал в командировку – маленький городишко, прелесть, пальчики оближешь: речка с хрустальными водами, на пляже девушки с такой кожей, какую нынче только в провинции и встретишь, а главное, фантастическая дешевизна: фрукты, овощи на базаре по смехотворно низким, совершенно не столичным ценам.