День творения

Верещагин все дела забросил: сидит дома и крутит свой волчок. Он как с ума сошел: друзей в дом не пускает, в институт ходит нерегулярно, ничего там не делает. Сидит и крутит волчок. Сидит, между прочим, на полу. Настроение у него замечательное, ему кажется, что раньше он был похож на нечеткую картинку на экране. Но вот завертелся волчок, и кто-то словно повернул кольцо окуляра – изображение вздрогнуло, линии сузились, черты оформились – расплывчатости как не бывало: вот уже не просто глаза – виден взгляд… Одним словом, Верещагин снова стал человеком, как принято говорить в подобных случаях, хотя точнее было бы сказать наоборот: божественное начало пробудилось в нем, он стал внимательней к себе и добрее к миру, спокойней, вдумчивей, возвышенней в мыслях, и все это благодаря волчку, его пению, игре цветовых полос. Верещагин с радостью стал просыпаться по утрам, а однажды, проснувшись посреди ночи, с удовольствием ощутил свое отдельное от всего бытие, отграниченность своего тела от остального мира. «Вот мои руки-ноги, – подумал он, – вот моя голова на подушке, вот мои границы – вот он я!» Какой-нибудь психолог может возразить: дескать, должно быть наоборот. Человек, дескать, должен получать удовольствие от акта слияния с миром, а не ощущая свою отграниченность от него.

Каждому свое, отвечу я. Слиться с миром, чувствовать свое с ним единство – приятно, а ощущать свою отдельность посреди незнакомого мира – интересно. Дело вкуса: кому нравится домашний уют слияния с удобным интерьером, а кому – путешествие по незнакомым странам, где можно озираться с любопытством и даже страхом. Это разные удовольствия, о вкусах спорить не будем. В лучшие периоды своей жизни Верещагин всегда чувствовал себя пришельцем, гостем в этом мире, а когда человек осознает, что пришел, то хочет вспомнить: зачем? В собственной квартире никто не спрашивает себя: я здесь? В гостях этот вопрос возникает. В один из тех счастливых дней, когда Верещагин крутил на полу волчок и ощущал свое отдельное существование, ему позвонил директор института. «Верещагин, – сказал директор, – вы сегодня ушли с работы раньше положенного времени» . – «Да, – ответил Верещагин. – Если вам нужно знать точно, постараюсь сейчас вспомнить в котором часу». – «Я не собираюсь читать вам нотацию за нарушение трудовой дисциплины, – сказал директор. – Я хотел с вами поговорить, а вы ушли. Я хочу сделать вам интереснейшее предложение… Верещагин, вы должны выслушать меня внимательно. Я чувствую себя обязанным помочь вам, потому что мы оба лучшие ученики Красильникова». – «Пустяки, – сказал Верещагин. – Не стоит утруждаться».