День учителя

«Обновление» развернуло энергичную кампанию в поддержку своего лидера. Были организованы и печатание листовок, и митинги в городском парке. Десятки добровольцев, неравнодушных к событиям, происходившим в стране, совершенно безвозмездно помогали Курашу пройти в народные депутаты — расклеивали на стенах листовки, раздавали их на улицах, обходили в качестве агитаторов квартиры. Андрей также решил оказать учителю содействие. Правда, на митинги он не ходил, но один раз расклеил листовки, за которыми явился на квартиру историка. Юношу тогда поразил вид жилища Кураша — двушка была завалена грудами агитационных материалов, между которыми бродил маленький мальчик с горшком в руках — сын будущего народного избранника. На кухне совещалось не менее десятка людей, оттуда валил табачный дым. Дальше прихожей Андрея не пустили — жена учителя всучила ему стопку листовок, а сам Александр Владленович, высунувшись из прокуренной кухни, дружески кивнул ученику. Оказавшись на лестнице, Мирошкин взглянул на бумажки, которые держал в руках. Больше половины листа занимала черно-белая, не очень четкая фотография Кураша, задумчиво смотрящего вдаль и державшего в руках какую-то толстую книгу. Под фото имелась надпись: «Наверх должен пройти Кураш! Он — наш!»

Андрею довелось расклеивать только эту листовку, но на заболотчан гораздо большее впечатление произвела другая, где имелась такая же мутная фотография Александра Владленовича, запечатленного рядом с Ельциным, внимательно его слушающим. Как оказалось, во время поездок в Москву учитель времени даром не терял и посещал в основном не библиотеки, а кухонные интеллигентские посиделки, за несколько лет продвинувшись от кухонь совершенно «бесперспективных» к кухням, на которых собирались известные неформалы и даже некоторые прорабы перестройки. Неожиданно выяснилось, что Кураш серьезно пострадал от советской власти. Его, талантливого выпускника Московского пединститута, за какие-то смелые высказывания и опасные знакомства когда-то загнали по распределению в сибирскую глухомань. Эта деталь в его биографии, о которой Кураш сообщил в интервью на местном радио, даже вызвала серьезный конфликт в семье Мирошкиных. Иван Николаевич, сам в молодости поездивший по военным городкам, обратил внимание Ольги Михайловны, что в листовке с официальной биографией кандидата, которую им засунули в почтовый ящик сторонники Кураша, в качестве места рождения энергичного учителя была обозначена некая деревня под Ташкентом. Из этого, по мнению Мирошкина-старшего, вытекало, что ни о какой Москве по окончании института Кураш и мечтать не мог, и то, что его оставили в Сибири, а не загнали в Узбекистан или куда подальше, было удачей. Но Ольга Михайловна, трудившаяся в библиотеке, выдвинувшей Кураша на выборы, даже слушать не хотела подобные речи, и не желая осложнять обстановку в семье, Иван Николаевич их прекратил. Он уже устал от дискуссий на политические темы, которые с ним ежевечерне затевали в ходе просмотра телевизора сын и жена. Андрей и Ольга Михайловна, с некоторого времени часто вспоминавшая своего репрессированного отца, жаждали перемен, и осторожный Иван Николаевич казался им слишком косным.

Пожалуй, окончательно симпатии большинства избирателей Кураш завоевал после того, как по Заболотску поползли слухи, будто учителя вызвали в горком, где Страхов, угрожая исключением из партии, пытался его запугать и даже потребовал, чтобы он снял из предвыборной агитации ссылки на Ельцина. Но Кураш отказался, чем якобы вверг партийного секретаря в состояние ступора. В народные депутаты учитель прошел. В Кремле открылся съезд, вся страна, бросив работу, приникла к телевизорам и радиоприемникам, впитывая каждое слово, произнесенное народными избранниками, особенно если оно чем-либо задевало существующую власть и лично Горбачева. А однажды…