День вчера сегодня завтра

Евгения Семёновна была их «классной» уже пятый год. И постоянно любила говорить: «Школа – это второй дом, поэтому учитель должен стать вторым родителем». Женщина постаралась, чтобы все девочки постоянно бегали к ней со своими секретами, а она «направляла их своим жизненным опытом». К тому же «старший товарищ» старалась «помогать развитию наиболее ярких и талантливых личностей» и «поддерживать мягкий климат общего сотрудничества и взаимодействия учеников» – по крайней мере, так было на словах.

В жизни все получалось иначе. Учительница заводила себе любимчиков, которым прощалось то, что остальным было строго запрещено: ведь творческие личности такие хрупкие и ранимые!.. Евгения Семёновна любила наглых, нахальных – и совсем не видела скромных и застенчивых. А «поддерживание климата» приводило к тому, что она просто вежливо не замечала, когда одни бессовестно затирали других: ведь и какие-то стенгазеты выпускаются, и в школьных мероприятиях активно класс участвует. И вообще хорошо, когда дети самостоятельные! А если рисуют одни, а вешают газету другие – её не волновало. И что-то делать Евгения Семёновна начинала только тогда, когда события откровенно выходили за рамки внешней благопристойности. Например, как сейчас.

Слушая длинную речь о «сотрудничестве и пользе добрососедских отношений между отдельными личностями коллектива», Виктория тихо зверела. А когда женщина перешла к своим задачам как педагога и заговорила о необходимости иногда вмешиваться в ситуацию – девушке очень захотелось крикнуть в ответ: «Где ты была, когда травили Лизу? Ты ведь всё прекрасно знала!» Но вместо этого она подчёркнуто спокойным тоном прервала словесные излияния:

– Объясните, пожалуйста, а при чём тут я?

Евгения Семёновна запнулась на полуслове и растерянно посмотрела на Вику как на заговорившую табуретку. По её многолетнему опыту девочка уже должна растеряться, чувствовать себя виноватой… расплакаться, наконец. Но чтобы так!..

А Виктория добавила в голос холода и продолжила, копируя манеру оппонента:

– Если отдельные личности в классе систематически занимаются хулиганством – это действительно очень плохо отражается на моральном состоянии всего коллектива. И то, что в мою обувь и сумку сыплют мусор – лично мне тоже неприятно. Кстати, пару раз даже ловила некоторых за руку. Подозреваю, пострадала не я одна. Но при чём тут я? Или, – тут голос девушки стал совсем ледяным, – вы считаете, что всё это моих рук дело?

Внезапно Вику поддержала мама. Старательно пряча в глазах смешинки, она продолжила:

– Евгения Семёновна, мы, конечно, просто беседуем. Но Вы, кажется, хотите обвинить в чём-то мою дочь? Да ещё и бездоказательно! – тут она сделала многозначительную паузу, а потом добавила. – К тому же, как я понимаю, Вы в курсе, что девочка и сама страдает от действий этих неизвестных злоумышленников?

Противник был повержен. Какое-то время Евгения Семёновна мямлила, пытаясь повернуть разговор в нужное русло, а потом сослалась на школьные дела, быстро попрощалась и ушла. Когда за ней закрылась входная дверь, Вика вполголоса сказала:

– Всё-таки подкладывать Таньке плюшевого мышонка не стоило… Но он был так похож на настоящего… – и они звонко захохотали на пару. Отсмеявшись, Вика пообещала, что так больше шутить не будет. А мама слегка пожурила её для проформы, но боевым настроем дочери осталась довольна. Ведь и сама она в молодости слыла изрядным сорванцом, который не давал никому спуску!

Какой разговор состоялся между «классной» и Ульяной, Вика так и не узнала – но гадить по мелочам склочницы прекратили. И потому новость, что со следующей недели их лишат субботнего выходного, совсем не испортила ей настроения. А когда на следующий день наконец-то сумела выбраться и навестить Лизу, то с облегчением подумала, что неудачная полоса, кажется, закончилась.

Так получилось, что до сих пор у подруги дома она никогда не была: встречались и расставались они на пороге или у подъезда, а совместные посиделки устраивали у Быстрицких. Тем более что девочка очень пришлась по душе Викиной маме. И та даже аккуратно стала намекать, что не прочь бы познакомится с Русаной Матвеевной. Саша, когда услышал, долго хохотал, а потом сказал: «Сперва мои родители, теперь у Лизы… что будет дальше?!.» – но, заметив выражение лица подруги, решил не рисковать и дальше мысль развивать не стал.

Сейчас же, пока Лиза хлопотала на кухне, Вика с интересом осматривала квартиру. Просторная, светлая комната в золотистых тонах пшеницы – только-только собранной и обмолоченной, красивые цветы… На несколько минут девушка застыла, прислушиваясь к чему-то внутри, а потом вдруг поняла: это дом вдруг соткал ей где-то в каких-то уголках души чувство уюта, тепла и покоя. Одна из стен была увешана фотографиями: с них смотрели люди в форме – молодые и старые, с орденами и без. Кто-то в гимнастёрке, кто-то ещё с царскими лампасами. А с самого края висели три фотографии: мужчина в камуфляже и двое молодых парней с лейтенантскими звёздочками.