Читаем День ВМФ полностью

– Всё есть, не дрейфьте, – подал голос Вася и сел на операционном столе, – без меня, как слышали решений не принимайте, народ тут ушлый, быстро пронюхают, что студенты.

Нам нечего было добавить и хоть Вася не спрашивал, Сергей кратко рассказал кто мы и что мы. Для чего-то уточнив, что мы умеем ставить капельницы и он, Сергей, будущий кардиолог, а я, тут он посмотрел на меня вопросительно. Действительно кто я будущий? За спиной пять лет учёбы, десять кружков по разным направлениям, выступления на конференциях и искренняя любовь к профессии врача. Но я кто я сейчас, для себя, для Васи? Я ответил так, как отвечал когда-то на первом курсе, не зная вовсе что есть медицина и летая в облаках по сути реальной жизни. Не ведая какой пот и цинизм впереди и что простой терапевт полезнее семье и обществу, чем сто узких специалистов. Сказал будто самому себе, негромко под нос: «Я – судмедэксперт».

– Про капельницу это здорово, – вернул меня в реальность Вася, – Иваныч если набухается, мы ему по вене 20% глюкозу с витамином Цэ. Он очень добреет, на глазах здоровым становится тогда. Я и сам умею, но, если вы умеете, то лучше вы уж. Я ж санитар, я не учился.

Вася лениво рассказал, как они с Валерой колят вену с витамином Иванычу. Что Васю ждёт Омск и приказ. Попросил не спать в изоляторе и в итоге куда-то ушёл, взяв в руки толстую папку. Как и все матросы до него, он не перемещался с пустыми руками по кораблю и за его пределами. Мы расселись по стульям. Затянулся разговор о том, почему вдруг Сергей хочет быть кардиологом. Это ли лучшая из терапевтических специальностей и чем лучше эндокринологии, к примеру. До нас дошло, что мы не знаем кто по специальности Валера. Зато у нас появилось дело, после завтрака сидеть в амбулатории и ждать по всей видимости Иваныча с похмельем. Так, глядя то в иллюминатор на воду цвета мокрого асфальта, то на пустое ведро для ампул, то на операционный стол с одеялом, мы досидели до обеда. Попутно листая всякие журналы стопкой лежащие на столе, мы выяснили, что на «Неукротимом» примерно 150 матросов, 50 офицеров и мичманов. Что это настоящая воинская часть. Что впереди по плану масса медицинских мероприятий, названных аббревиатурами и совершенно не поддающиеся расшифровке нашим гражданским образованием. Такие же часы, как в микрокаюте, где мы ночевали показывали ориентировочно обеденное время. И в том момент, когда я, снова я в нашей паре был заводилой, решил, что можно и в сторону вестового подаваться, в дверь вошёл худой молодой мичман. Это был здешний фельдшер, который сразу очертил водораздел наших отношений. Мы все, Валера, Вася и студенты – это по медицине, он – фельдшер Боря – по санитарно-гигиенической части. Боря заново открыл нам путь к мичманской столовой, мы притворились, что это впервые и очень его благодарили. Начался обеденный жор, ещё более обильный, в компании здоровенных дядек на фоне которых тощий Боря был невидим. Мне послышалось, что рыжего мичмана с усами назвали Иванычем и я его приметил. Вестовой, тот же, что и утром, светя своими кораблями и якорями синего цвета на бледной коже, разносил компот. Всё было неплохо. Сергей только чуть стушевался, когда мичмана грубо задали нам пару вопросов, типа «ктооткуда». Я взял всё в свои руки и отчитался, без спешки, уверенно чётко, что мол студенты-медики, вот-вот врачи, Смоленск город-герой, сами в шоке от флота, а это вот Сергей – будущий кардиолог, если нужно измерить давление, всегда пожалуйста в амбулаторию. Сергею нечем было крыть с моей-то судебной медициной. Он взял толстенный кусок хлеба, намазал на него кубик масла величиной со спичечный коробок и кивая сказал: «Эхе-хе».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное