— Машина около парадной, переоденешься дома. Мы же торопимся, ведь завтра праздник. Ты что хочешь праздник людям испортить?! — Обжора повернулся к глухонемому и проговорил отчетливо, выговаривая каждое слово. — Бери ее, Витек.
Витек закивал, замычал понимающе и, широко расставив руки, двинулся к Марине.
Марина вдруг почувствовала дикую необузданную энергию во всем теле. Так бывает, когда перед лицом опасности у человека мобилизуются все внутренние его силы. Она схватила со столика ножницы.
— Ну, гады!
Из прихожей вдруг донеслось какое-то утробное рычание и тяжелые шаги, будто кто-то при каждом шаге нарочно с усилием бил ногами в пол. Все повернулись к двери, даже глухонемой Витек. Должно быть, он ощутил вибрацию пола, и она его удивила.
В дверях вдруг показалась голая волосатая грудь, вслед за чем в комнату, наклонившись, чтобы не удариться о дверной косяк, вошел человек. Он был двухметрового роста с огромными плечами и большим животом. Сжатые в кулаки руки он держал впереди себя, и руки эти выглядели, как две булавы. Лицо его с оттопыренными большими ушами не имело и тени мысли. В узкой комнате стало вдруг невыносимо тесно, темно и жутко.
— Это Колян, — негромко в полголоса проговорил Костя, бледнея. — Он буйный.
Колян издал душераздирающее рычание и повернулся всем корпусом, оглядывая маленькими налитыми кровью глазками присутствующих. Когда он поворачивался, то задел кулаком торшер, стоявший возле двери. Торшер с грохотом упал на пол. Это придало Коляну уверенности — он опрокинул тумбочку, с которой со звоном разбились об пол тарелка. Витек, увидев соперника, мыча двинулся на него и ударил Коляна кулаком в живот, но не причинил ему вреда. Колян тупо посмотрел на свой живот и вдруг махнул огромным кулачищем, и глухонемой как игрушечный и полый внутри, кувыркаясь, полетел через комнату в угол и, ударившись о диван, сполз на пол. И тут началось что-то невообразимое. Колян вдруг начал беспорядочно махать кулачищами во все стороны, ломая и опрокидывая все вокруг себя, не отличая мебели от людей, одушевленного от неодушевленного. Обжора, не осознав опасности, бросился в драку, но был снесен могучим кулаком исполина.
С первыми проявлениями агрессии Костя, схватив за руку, увлек Марину на пол.
— К двери ползи! — прошептал он.
Марина, не поднимая от ужаса головы, поползла к двери, за ней полз Костя. Над их головами рушились книжные полки, в щепы разлеталась крышка письменного стола, хромоногий стул летел в стену и разбивался о нее на мелкие части. Там наверху бушевал ураган. Огромная нога вдруг ударила в пол перед ползущей Мариной, и если бы на этом месте оказалась рука или какая другая конечность, ей пришлось бы полечиться, но Марине повезло. Они выскочили с Костей в прихожую, где ждала их встревоженная Мотя.
— Чего-то он сегодня уж слишком. Я думала пугнуть, а Колян разгулялся, — сказала она, закрывая дверь на ключ. — Ну, через полчаса-то успокоится.
Марина накинула пальто и туфли, которые дала ей Мотя, и они втроем спустились на первый этаж. Вряд ли Обжора будет искать Марину в этом же доме, если вообще сможет кого-нибудь искать после знакомства с буйным Коляном.
В этой двухкомнатной квартире на первом этаже Колян жил со своей матерью — худенькой маленькой старушкой с седыми волосами — звали ее Татьяна Владимировна. Она была единственной, кто мог успокоить сына, — к ним даже санитары приезжать отказывались. Буйный Колян возбуждался при виде шприца и тогда уж мог бузить сутки напролет, если Татьяна Владимировна его не успокаивала. Мотя, зная об этом, показала ему шприц и повела к себе в комнату.
Мебель в квартире была частично изломана, старушка усадила всех пить чай. Костя с Мотей были совершенно спокойны и даже веселы, но Марину все еще тряс озноб, то ли от страха перед Обжорой, то ли переволновалась, когда ползла к двери. Ласковая старушка сказала, что сынок ее человека никак убить или покалечить не может, потому как удары у него хоть и сильные, но мягкие и поэтому оглушающие больше — в худшем случае сломает чего, а так все больше ушибет до синяка. Оттого и мебель так ломается, что починке потом подлежит. Другое дело, если предмет разобьется, тут уже только в склейку, а мебель всю потом можно отремонтировать.
Марина, которая выползала из-под буйства Коляна, с трудом верила в то, что там в разоренной комнате можно будет что-нибудь починить и склеить, но не стала высказываться по этому поводу.
— Теперь, пожалуй, пойду за Колюней, — сказала старушка, по-деревенски переворачивая пустую чашку вверх дном. — А-то он так может сутки напролет гулять. Настоящий русский человек. Энергии-то много, спасибо Косте с Мотенькой, хоть позволяют иногда у себя порезвиться. Погулял и будет.
Мотя дала старушке ключ от комнаты, и та пошла за сыном.
— А она сама-то не боится? — спросила Марина.
— Больше никто не может успокоить Коляна, — сказал Костя, зевнув. — Он санитаров десятками разбрасывал.
— А для здоровья ему полезно энергию выплеснуть, вот мы иногда ему и разрешаем у нас в комнате энергию растратить, — Мотя улыбнулась.