Эти улицы, обсаженные кустами рвотного чая и виргинским дубом, были, похоже, единственным, что осталось от души острова.
Килл-Девил-роуд, улица разбитая, с потрескавшимся покрытием, усеянная панцирями от устриц, закончилась более чем в миле от ближайшего жилья.
Накануне вечером, оставив машину в нескольких сотнях ярдов от мини-отеля, я прошел через дубовую рощу на участке Кайтов до самого края леса. Лежа на песке, среди липких листьев, под холодной, просачивавшейся сквозь одежду моросью, я наблюдал за каменным домом, пока день не скатился в сумерки.
Никто не вошел.
Никто не вышел.
С наступлением ночи я пробрался, прячась за дубами, к окну и заглянул в гостиную. Желтоватое пламя камина освещало двух стариков, мужчину и женщину, застывших в статичной позе на диване и погрузивших взгляды в огонь.
Проведя за наблюдением час – они так и остались сидеть, – я отполз к лесу, скрываясь в сорной траве, покорившей уже переднюю лужайку. Возвращаясь к «Ауди», я знал, что буду делать дальше, и хотя сама идея мне не нравилась, поскольку подразумевала вовлечение в большую игру, ничего другого не оставалось.
И вот теперь, днем позже, я проехал мимо почтового ящика Руфуса и Максин Кайт по дороге, которая вела к их дому на берегу залива. Чувствовал я себя неважно – во рту пересохло, скрутило живот, – а все потому, что не предпринимал ничего подобного уже несколько лет. Моя жизнь в Северо-Западной Канаде строилась на недопущении какого-либо риска, и теперь я опасался, что мне не хватит духу для такого рода вещей.
На выходе из дубовой рощи моих волос коснулась борода испанского мха. Стараясь не обращать внимания на тревожный трепет в груди, я прошел через колышущийся песколюб и там, за старинным каменным домом, мне открылся вид на зияющий темнотой залив Памлико.
С воды налетел бурный северный ветер.
Волны вскинулись белыми шапками.
Старенький «Додж»-пикап, лишь накануне стоявший под одним из дубов, исчез.
Оставив велосипед в траве за коваными железными перилами, я поднялся на четыре ступеньки, жалея, что не ощущаю в кармане кожаной куртки вселяющей уверенность тяжести «Глока». Хотя, судя по наблюдавшейся вчера картине, Руфус и Максин доживали жизнь в апатии и уединении.
Постучав в дверь, я уловил запах дыма и поднял голову. Из гранитной трубы поднималось серое облачко.
Постучал еще.
Прошла минута.
Никто не ответил.
Я протянул руку, взялся за потускневшую дверную ручку и с удивлением обнаружил, что она поворачивается.
Широкая дубовая дверь открылась вовнутрь.
Глава 34
Я переступил порог дома Руфуса и Максин Кайт и закрыл за собой дверь. Еще совсем недавно у меня и в мыслях не было входить сюда без приглашения, и теперь страх перед возрастающим риском настойчиво требовал дать задний ход.
– Кто-нибудь есть?
Справа от меня, за сводчатым проходом, открывалась длинная гостиная с камином, на решетке которого пламенели угли. В ближнем углу темнели высокие напольные часы, секундная стрелка которых делала шаг каждые четыре секунды.
Взглянув влево, в столовую, я увидел обеденный стол, накрытый на троих. Потрогав пальцем блюдце, обнаружил на нем слой пыли. Пыль собралась и на бокалах, и на тарелках, и на пожелтевшей скатерти.
Повсюду висели гирлянды паутины.
Мимо уходящей в темноту лестницы я направился дальше, в глубь дома. Передняя, сужаясь, перешла в коридор, и под ступеньками лестницы обнаружилась небольшая дверца в стене. Воздух сырой и застойный, с неприятным запахом плесени.
Я вошел в кухню.
За окнами позади раковины виднелся залив. На столе, на разделочной доске, – несколько разделанных серовато-голубых рыбьих тушек и филейный нож с тонким лезвием. Рядом стояла глубокая стеклянная миска, наполовину заполненная кукурузой.
Остановившись у раковины, я посмотрел в заросший сорной травой задний двор, спускавшийся под уклон к воде. Ближе к дому находился вскопанный участок, возможно, бывший когда-то затененным садом, хотя теперь там ничего не росло.
Уходивший в залив причал прогнил до основания, и его обрушение представлялось неизбежным при ближайшем шторме.
Я направился к передней двери.
У входа в кухню стояла маленькая хрупкая женщина. Похоже, она только что проснулась, и ее отливающая перламутром грива пребывала в таком беспорядке, который был, скорее, результатом взрыва, а не послеобеденной дремы. Под обветшалой тканью халата проступал силуэт хрупкой фигуры.
Босоногая старушка прошла в кухню, открыла шкафчик и взяла жестянку с молотым кофе.
– Хорошо поспал? – спросила она.
– Э… я…
– Не стой у меня на пути. Иди, сядь.
Я сел за стол, а старушка наполнила кофейник водой из-под крана.
– Никаких деликатесов тебе здесь не будет. Так что если превратился в одного из тех денди, которые не могут обойтись без свежемолотого кофе и еще бог знает чего, то говори прямо сейчас.
– Меня вполне устроит «Максвелл хаус».
Заметив на разделочной доске потрошеные рыбьи тушки, миссис Кайт воскликнула: