День закрытых дверей

– Да, убила, и я получил настоящее наслаждение. Сейчас вы оба держите пульты дистанционного управления в левой руке, и я позволил себе поместить ваши пальцы на кнопки. Дыбы не могут работать одновременно. Энди, начнем с тебя. Когда боль станет слишком сильной, можешь просто нажать на кнопку и остановить растягивание. Но тебе следует знать, что, когда твоя машина прекратит работать, включится дыба Вайолет. Ви, когда боль станет невыносимой, можешь свободно передать свои страдания обратно к Энди.

– Лютер, – сказал Энди, – прошу тебя…

– Не смей упрашивать этот кусок дерьма, – оборвала его Вайолет.

Кайт захохотал:

– Люблю эту девочку.

Энди

В зеркало я видел, что шестеренки под каталкой начали вращаться.

Очень-очень медленно.

Натяжение росло почти незаметно.

Даже бережно.

Потом мои босые ноги начали указывать на стену, и я почувствовал, как растягиваются мышцы спины.

Пока что не больнее утреннего потягивания.

Только расслабиться не дают.

Мускульное и суставное напряжение продолжало нарастать, и вот первый порыв оказать сопротивление охватил меня – я потянул тросы, и мне удалось слегка согнуть локтевые и коленные суставы.

На три блаженные секунды напряжение ослабло, но затем неумолимое вращение шестеренок вновь натянуло тросы.

О Господи.

Теперь появилась боль.

Сначала терпимая, она усиливалась, и впервые за несколько часов я забыл, что Лютер сделал с моей ногой.

Ощущение было такое, что икры и мышцы спины начинают рваться, но эту боль почти сразу затмило невероятное давление в коленях и локтях.

Суставы начали расходиться – и разошлись.

Я слышал собственное кряхтение.

Видел в зеркале лицо Ви, смотревшей на меня.

Лицо, искаженное ужасом.

Она говорила со мной, но я не слышал. Не слышал ничего, кроме своего стона, становившегося громче с каждой секундой.

– Лютер, – сказал я сквозь зубы. – Ну ладно, выключи.

Пот заливал глаза, и теперь я начал ощущать, как вытягиваются хрящи, – боль была такая, словно в суставы впиваются тысячи иголок.

– Пожалуйста!

Сквозь пелену слез я видел размытый образ Лютера, стоявшего между каталок и смотревшего на меня.

С каждой долей секунды натяжение и боль усиливались; я понял, что пронзительно кричу и что все выпавшее на мою долю ранее даже отдаленно не напоминает этих невыносимых страданий.

Нажми кнопку, и все прекратится.

Нажми кнопку, Энди.

Тебя разорвет на части.

Ты заберешь у нее боль, тебе нужна лишь секундная передышка.

Одна секунда, чтобы подумать.

Я почувствовал, что мой палец нажал на кнопку пульта управления.

Шум и гудение под каталкой прекратились, и острая режущая боль отступила.

Я хватал ртом воздух и смотрел в зеркало на Вайолет; она наблюдала за мной, и слезы текли по щекам, а тросы уже начали вытягивать ее ступни.

– Жми кнопку, Ви, – велел я.

– Нет.

– Ви…

– Я вытерплю, Энди.

– Не вытерпишь. Передай мне.

Я нажал свою кнопку, но ничего не произошло.

Ви пыталась бороться с нарастающим растяжением и первыми болезненными ощущениями.

В зеркале ее лицо казалось маской воплощенного ужаса.

– Лютер, чего ты хочешь? – спросил я.

– Вот этого.

– Но это скоро закончится.

– Определенно.

– Ты понимаешь, о чем я. Мы наверняка умрем.

– Пожалуйста, заткнись, Энди. Я хочу получить удовольствие…

– Ты хочешь чего-то большего, Лютер.

Вайолет застонала.

Голова ее была обездвижена, и Ви смотрела в потолок расширенными, словно от удивления, глазами.

Стон перешел в высокий пронзительный звук – она кричала сквозь стиснутые зубы.

– Лютер, прекрати! – завопил я. – Ви, жми на кнопку!

Она закричала в полный голос, и этот крик проник в меня, как удар ножа в живот, а потом в голове появилась простая мысль, похожая на молитву: я хочу умереть.

Вернулась боль, даже более острая, чем прежде; сиденье подо мной завибрировало, потому что шестеренки возобновили свою адскую работу.

Теперь Ви звала меня, умоляла нажать на кнопку, и все мое естество требовало того же – остановить тросы, разрывающие плоть.

Должно быть, нужные слова всплыли откуда-то из глубины подсознания, потому что не могу припомнить, чтобы они появлялись в моем мозгу раньше, но внезапно я оглушительно заорал:

– Я стану им, Лютер! Ради Бога, прекрати! Я стану им! Стану Орсоном! Стану моим братом! Богом клянусь!

* * *

Похоже, я потерял сознание.

Когда открыл глаза, руки и ноги горели от боли, но напряжение исчезло, а под сиденьем больше не гудело.

Я прищурился – мешали смотреть слезы.

В нескольких дюймах от себя увидел лицо Лютера.

Бледное. Безупречное. Нестареющее.

Его черные глаза переполняли подлинные чувства – такого я никогда раньше в них не видел.

Ярость.

Замешательство.

Бездонная скорбь.

– Тебе не хватает его, ведь так? – спросил я.

– Ты действительно со мной?

– Лютер…

– Думаешь, это боль? Я способен сломить твой разум.