Граждане читатели, а не походить ли вам семейными коллективами, просто так походить, без особых разговоров, опустив на время бытовые заботы из внимания, там, где осенит вас дух великих мастеров искусства? К сожалению, с Аникушиным вы уже не встретитесь, уже не пообщаетесь и с Евгением Лебедевым – так же, впрочем, как невозможно сейчас будет раскланяться ни с Растрелли, ни с Воронихиным, ни с Клодтом. Но те всепроникающие излучения вечной красоты, которую эти и многие другие известные и безвестные мастера оставили навек в своих созданиях, погружение в эту ауру, если вы откроете свои железобетонные створки для проникновения ее в ваше нутро, способно многое повернуть в добрую для вас сторону!
И еще одна мысль в связи все с тем же ансамблем на площади Искусств: как я понял, Аникушин приходил к своему Пушкину на свидание очень часто. Разумеется, ему, не узнанному, было любопытно следить за тем, как воспринимают люди его любимое детище. Но главная цель этих встреч ваятеля со своей скульптурой, думаю, была все же другая: он вновь и вновь переживал радость от встречи с совершенным творением рук своих. Он въяве видел и ощущал, что жизнь его удалась, что он сумел реализовать себя как человек, как мастер. Конечно же, созданию этого памятника предшествовал исполинский труд, огромная черновая работа, но вот все эти подсобные во времени леса и стропила убраны, и – вот оно, твое создание, воплощение твоего духа – перед тобой. И мне кажется, я смею так думать, что этот эпизод имеет много более широкое значение, чем встреча представителя искусства с созданным скульптурным шедевром.
Нет, полагаю, что любой из нас, в какой бы из сорока тысяч зарегистрированных ныне на земле профессий ни трудился, способен создать нечто, чем мог бы гордиться, что его как автора, как творца грело бы всю жизнь и поднимало бы его самоуважение. Те, кто живут на халяву, подобного наивысшего взлета чувств никогда не познают; для всех же тружеников этот путь к наивысшей радости творца открыт. Для преподавателя это может быть лекция, после которой студенческая аудитория спонтанно взрывается аплодисментами; для домашней хозяйки это может быть плод ее огромных трудов, идеальная семья, которой она законно может гордиться; для менеджера – безупречно работающая фирма, заслуженно завоевывающая одну высоту за другой; для стоматолога-протезиста – это челюсти, возвращающие его обезображенной пациентке не только способность нормально питаться, но и женственность, и т. д., и т. п.
Искусство как модель человеческого творчества, как символ того совершенства, которого может в своем деле достичь любой из людей – это своего рода средоточие, точка сборки человеческой жизни вообще, но это же и, простите, один из могущественнейших регуляторов нашего здоровья. Всепокорнейше осмелюсь напомнить, что радость, что удовлетворение, что чувство законной гордости есть то самое идеальное состояние нашей психики, от которого напрямую зависит благоденствие и нашего телесного здоровья. Да, не каждый человек способен создать роман или симфонию, но каждый способен сотворить себя, своего ребенка, своего мужа, свою семью как прекрасное, гармоничное произведение искусства.
Лирическое отступление – оно же наступление – о российском эгрегоре
К счастью для нас, русских, россиян вообще, проживающих на безбрежных неоглядных просторах нашего отечества, с его удивительными и разнообразными ландшафтами, с его великолепными памятниками культуры, традиции отнюдь не ограничиваются ни последними годами, ни предпоследними десятилетиями, ни даже предшествующими новым временам многими веками. По счастью для нас, и сама природа, и само выдающееся искусство наших предков и наших великих соотечественников способны пробудить в наших душах чувство прекрасного, активизировать все те зоны нашего естества, которые и запрограммированы на восприятие истинно человеческих ценностей – более тонких, качественно более высоких, чем интересы вещественного потребления. За текучкой повседневности, за умными или пустыми спорами, за постоянной занятостью не забываем ли мы иногда, что мы, русские, – дети великого и древнего, могучего и очень своеобразного народа? И бывает, нужна сильная встряска, даже потрясение, для того чтобы нечто, много раз виденное, слышанное, хорошо известное, кажущееся, может быть, тривиальным, вдруг раскрыло перед тобой свое сокровенное содержание. Со многими так бывало в чрезвычайных условиях, на войне, например. Но к этому же могут привести и обыденные внешние обстоятельства...