День Жизни

Тем временем вся казарма пропахла перебродившими дрожжами. Характерный запах через пол проник в строевую часть, которая находилась этажом ниже. Брагой пропах штаб, архив, почта, библиотека, гипсовый бюст Ленина и полковое знамя. В кабинете начальника штаба завял кактус-эхиноцериус. Первым забил тревогу, командир роты, капитан Чупраков. Казарму несколько раз перевернули верх дном, но ничего не нашли. Комбат, полковник Горбунов, угрожал военнослужащим гауптвахтой, дисциплинарным батальоном и даже интернациональным долгом — безрезультатно. Затем солдат уговаривал отозванный из отпуска замполит Литр, он давил на комсомольскую сознательность, напоминал о армейской присяге — бесполезно. Все знали, что брага есть, найти её не могли. В полном отчаянии, командование вызвало из столовой эксперта-самогонщика, прапорщика Пойду, он весь день рыскал по казарме, разобрал телевизор, заглянул под бюст Ильича, перевернул все кровати и тумбочки — безуспешно. В помещении проверили батареи парового отопления и туалетные бачки, специально созданная комиссия разобрала все противогазы и огнетушители — всё тщетно, брагу не обнаружили. И вот тогда командование пошло на беспециндентный, коварный шаг. Вечером 31-го декабря, из казармы просто-напросто, вынесли всю посуду, то есть всё то, из чего можно было пить — чашки, кружки, стаканы и даже вазу с пластмассовыми гвоздиками.

За минуту до полуночи, ефрейтор Малафеев первым поздравил личный состав с наступающим Дембельским Новым Годом, рисовую брагу пили из мыльниц. Когда через день на службу вернулись офицеры и прапорщики, запаха уже не было. Над воинской частью витал лишь едва уловимый аромат…

* * *

На заборе окружавшем стройплощадку, перекрикивая друг друга, громко бранилась стая галок. Птицы нервно кивали в сторону столовой, словно договаривались брать её штурмом. Прячась за фундаментные блоки, мимо защитников Родины пробежал начальник участка, старший прапорщик Шматько. Бетон всё ещё не привезли, Перец-Петров больше не показывался, бойцы строительного отряда молча пили Чай Краснодарский, Сорт Первый из мятых, алюминиевых кружек. Солнце стало припекать и они переместились под брезентовый навес. Лёнька Самосвал вернулся в бытовку, расчистил место на столе, достал тоненькую школьную тетрадку в клеточку и сел писать письмо: «Дорогие мои Ниночка и Андрейка…»

* * *

Они не могли пробыть друг без друга и минуты — десятиклассница Ниночка, тянувшая на золотую медаль и с 15 лет прочно стоявший на учёте в районном отделении милиции, отъявленный фарцовщик и спекулянт, Лёнька Самосвал. Они случайно столкнулись лицом к лицу на рынке, где Ниночка покупала маме к дню рождения тюльпаны, а Лёнька сдавал перекупщикам румынские кроссовки. Их глаза встретились и они уже не смогли оторвать их друг от друга. И тут уже совсем не ясно, то ли это магия первых весенних деньков, то ли волшебное расположение звёзд в небе, а может быть следствие каких-нибудь сложных химических реакций в низших слоях атмосферы, но так или иначе, как жить друг без друга, они себе больше не представляли. Именно так — не представляли!

Маме на день рожденье Ниночка подарила клетчатый шарфик тонкой шотландской шерсти, не выходивший из моды вот уже второй сезон, но до конца празднования она не досидела. Извинившись перед гостями и сославшись на то, что она должна помочь подружке разобраться в тригонометрических функциях, Ниночка улизнула из дому. Весь вечер они с Лёнькой сидели за угловым столиком в кафе «Сладкоежка». А потом они целовались возле парадного. У Ниночки кружилась голова, у Самосвала перехватывало дыхание. Они никак не могли расстаться.

— Завтра встретимся?

— Конечно…

На следующий день, Нина первый раз в жизни прогуляла школу. Они поехали на трамвае до конечной и держась за руки, пошли гулять в лес. Деревья просыпались от зимней спячки, кое-где ещё лежал снег, а в проталинах земля была усыпана миллионами бело-голубых подснежников. Ниночка аккуратно ступала, что бы не повредить цветы, Самосвал трофейным штыком, вырезал на коре дуба «Ниночка + Лёнька» Потом они набрели на заброшенную хижину, в центре помещения стояла ржавая печка-буржуйка, в ход пошли школьные конспекты. Сырые ветки вначале дымили, а когда прогорели весело потрескивали. Нина накормила Лёньку своим школьным обедом — бутербродом с сыром. Потом они ещё погуляли по лесу, девушка собрала букетик цветов и они счастливые вернулись в город. Купив в гастрономе докторскую колбасу, масло и хлеб, они поехал к Самосвалу. Его родители были геологами, дома они бывали три раза в году, между экспедициями. Лёнька с 12 лет жил с бабушкой.

— Заходи, не стесняйся… — Лёня показал рукой на дверь своей комнаты.

— А где бабушка?

— Телевизор смотрит, наверное…

— Что, без звука? — удивилась Ниночка.

— А, я забыл тебе сказать, она глухая, уже года четыре наверное…