- Что тут? – спросил
он у стоявшего перед центральным крестом иудея.
- Да вон! –
показал тот пальцем на запрокинувшего к небу лицо Иисуса. - Илию пророка зовет.
- Скорее, Гелиоса![10]
- поправил его эллин-прозелит. - Шахена… -
отчетливо, с еще большей мукой в голосе произнес Иисус.
Прозелит, не
выдержав, крикнул беспечно играющим в кости легионерам:
- Дайте же ему
пить! Он - жаждет…
Один из воинов
встал, встряхнул кувшин, убеждаясь, что в нем еще есть поска
[11],
и, обмакнув губку, нацепил на палку иссопа. - Постой! – окликнул
его размешивавший в глиняном кубке игральные кости. – Давай лучше посмотрим, не
придет ли этот пророк спасать Его?
Но легионер,
подняв палку, уже дотянулся до лица распятого.
Иисус жадно припал
пересохшим ртом к пахнущей уксусом губке. Затем, утолив жажду, обвел глазами
притихшую, едва различимую в сгустившихся сумерках толпу. Взгляд Его
остановился на маленьком щуплом сирийском мальчике, глядевшем на распятого с
неподдельным участием.
Словно огромная,
сильная волна окатила Теофила с головы до ног. Она была такая могучая и вместе
с тем ласковая, эта волна, что он невольно зажмурился. А когда открыл глаза, то
Иисус уже снова глядел на небо. Он вдруг громко произнес несколько слов на
незнакомом Теофилу языке и, вскрикнув, уронил голову.
- Отец! Он узнал
меня! – возбужденно заговорил мальчик, подумав, что распятый решил отдохнуть. –
А что Он сказал?
Апамей не успел
ответить, как земля вдруг дрогнула, и между камнями зазмеились трещины.
- Землетрясение! –
хватая на руки сына, закричал антиохиец. – Прочь! Скорее бежим от этого
проклятого самим Зевсом места!
Побросав игральные
кости, вскочили с камней и перепуганные охранники. Один кинулся вниз, остальные
последовали его примеру.
- Куда? – зарычал
на них центурион. – Назад!!!
Покачнувшись от
нового толчка, Лонгин оглянулся, глядя на заметавшихся, заголосивших людей.
Затем поднял глаза на крест, где висел уже испустивший дух Иисус. И воскликнул:
- Клянусь Марсом и
тем, к кому обратился этот человек, поистине, это был – Сын Бога!..»
Глава вторая
Первая молитва1
Василий Иванович
вдруг заметил, как округлились от ужаса глаза Насти…
«...Через
несколько часов, когда тьма рассеялась без следа, и наступил настоящий,
настоянный на розовых лучах
солнца и запахах трав вечер, на дороге, ведущей к Эфраимским воротам
Иерусалима, появился одинокий путник.
Это был худощавый
мужчина, с небольшим шрамом на шее, удивительно похожий на Апамея, только
моложе.