Денарий кесаря

            - Ну, положим, припоминаю нечто подобное…

            - А потом, когда он ушел, ты еще сказал, что у него настолько больная почка, что стоит по ней даже слегка ударить, и наступит такой шок, из которого он может не выйти!

            - Может, и сказал… не помню уже… - честно признался отец. – Это ведь несколько не по моей специальности!

            - Вот видишь, ты уже даже не помнишь! – запальчиво упрекнул его Стас. - А я, между прочим, тогда из-за этого чуть было его не убил!

            - Как это - ты?!

            - Сережа, Стасик… остановитесь! – умоляюще посмотрела на сына с мужем мама.

            - Нет-нет, пусть продолжает! – разрешил отец.

            Но Стаса и без этого уже трудно было остановить.

            - А вот так – именно я! – с вызовом заявил он.

            - Постой-постой! – попытался остановить его отец. – Но ведь, насколько я помню, Макса ударил сын нового русского, если не ошибаюсь, – Никита! Или, как вы называли его – Ник…

            - Если бы Ник! – усмехнулся Стас. – Это я так подстроил, чтобы все на него подумали. Узнав, что он обещал убить Макса за то, что тот требовал с него денег, я дождался, пока Ник в толпе встанет с ним рядом – и ударил кулаком Макса в то самое место, о котором ты говорил!

            - О, Боже! – всплеснула руками мама. - А если бы он, действительно, умер?!

            - Да разве об этом сейчас надо говорить, тем более что парень тогда выжил, пусть чудом, по молитве Тихона Ивановича! – остановил ее отец и с горечью оглядел Стаса, будто бы видел его в первый раз: - Самое страшное то, что, оказывается, наш с тобой сын – подлец!

            - Что?! – ошеломленно переспросил Стас и с последней надеждой повернулся к маме.

            Но всегда защищавшая и встававшая на его сторону мама на этот раз ничего не возразила отцу. То есть, выходило, что она молчаливо согласилась с ним.

            Не помня себя, Стас пулей вылетел из кухни. Ворвался в свою комнату. Здесь, задыхаясь от обиды, досады, что все вышло совсем не так, как ему хотелось, он схватил портфель с ноутбуком… бросил в карман паспорт с вложенной в него дарственной на дом в Покровке – решение поехать сюда появилось позднее, когда он уже брел по начинавшей отмечать Новый год Москве…

            И – выбежал из квартиры…

5

«Если бы это было так просто!» – усмехнулся Стас.

            В храме было тепло, торжественно и покойно. Стас пристроился в самом уголке, чтобы его не так было заметно, и огляделся. Ничто не напоминало здесь о том, что за стенами – суматошный и шумный Новый год. Отец Михаил то подавал возгласы за закрытыми Царскими Вратами, то появлялся перед ними. Трудно было признать в нем того самого бывшего кик-боксера Макса, которого в свое время так панически боялся Стас. В церковном облачении, с бородкой он выглядел совсем взрослым и… каким-то совершенно другим. Хотя в движениях отец Михаил по-прежнему был быстр и подвижен, службу он совершал неторопливо и как-то особенно благоговейно, хотя в храме было совсем немного народу, человек десять-пятнадцать, не больше.

            Самым приметным из них был старик-инвалид в кресле-каталке, за которым стоял охранник. «Не иначе как обитатель коттеджей!» – решил Стас. Еще бросалась в глаза очень красивая женщина, в роскошной шубе, лет сорока пяти, стоявшая в другом конце храма, тоже, наверное, жившая там.

            Кроме прихожан был еще хор из трех старушек, а за прилавком, где продавались свечи и иконы, стояла одна из женщин, которую Стас видел сегодня у колодца. Подходившие к ней покупатели называли ее Натальей Васильевной.

            Мало-помалу Стас отмякал – и телом в тепле, и душой в этом умиротворяющем даже самые злобные и мстительные мысли месте…

            Служба тем временем шла своим чередом. Ваня в красивом облачении выносил из алтаря перед отцом Михаилом длинную свечу, громко читал по большой книге с расшитой закладкой послание святого Апостола Павла.

            Старушки пели тонко, слегка дрожащими голосами, но слаженно и красиво. Из всех слов понятно было лишь часто повторяющееся «Господи, помилуй!» Все остальное звучало на незнакомом церковнославянском языке. Стас прислушался, и вдруг его охватило странное чувство: он, вроде, ничего не понимал умом, но каким-то непостижимым образом словно бы чувствовал сердцем, как что-то до боли забытое, свое, родное…

            Потом все, кто был в храме, хором запели «Верую…»

            Затем, когда Стас уже стал перебирать затекшими с непривычки от долгого стояния на одном месте ногами, – «Отче наш»…

            После этого отец Михаил причастил старика-инвалида, которого охранник подвез к Чаше… И, наконец, выйдя на амвон с большим напрестольным крестом в руках, сказал:

            - Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

            - Аминь… - дружно откликнулись люди.

            Отец Михаил оглядел их, ненадолго задержался глазами на втянувшем голову в плечи Стасе и продолжил: