Денарий кесаря

            Осужденных на смерть было четверо. Троих уже вывели из узилища и, не снимая цепей, окаймили шеренгами воинов. Метровые наконечники пиллумов-копий сверкали на солнце так, что было больно глазам. На четвертого, приговоренного к распятию несколько минут назад, сыпались удары бича с вплетенными в сыромятную кожу стальными колючками. По обычаю, каждый конвоир мог принять участие в обязательном перед самой позорной казнью бичевании, и мало кто отказал себе в удовольствии блеснуть перед соратниками удалью.

            Щелкал бич. Бряцало оружие. Стучали молотки – прямо под лестницей, на глазах осужденных сколачивались кресты. Все это трибун видел и не раз. Он зевнул и с раздражением посмотрел на ворота, за которыми, ни на миг не успокаиваясь, бушевала толпа, на дышащее зноем небо. Солнце палило, словно был не апрель, а середина лета. Оно, кажется, было готово запечь его в собственных доспехах, как эвксинского угря на раскаленных камнях!

            «И чем я прогневал богов, что они заслали меня сюда? – говорил его блуждающий по сторонам взор. – Эта невыносимая, с пустыней за ней страна, ее дикий, не управляемый даже единственным их богом, народ… А моя когорта? Разве это боевые легионеры – сирийцы, финикияне, каппадокийцы, одно слово: вспомогательные войска!»

            Презрительно усмехнувшись, римлянин приосанился – пальцы правой руки легли на круглый набалдашник меча, кулак левой картинно уперся в бок. Золотой лик Горгоны на груди, где рядовые воины носили простую бронзовую пластину – «защитницу сердца», пурпурный плащ, дорогой шлем с орлиным оперением подходяще смотрелись, по его мнению, на фоне замка, напоминавшего крепость. Когда откроют ворота, он предстанет толпе, точно живая статуя бога войны – Марса!

            - Лонгин! – окликнул он возвращавшегося от ворот центуриона. – Чего еще хочет эта толпа?

            Коренастый, в перекрытом кожаными ремнями панцире командир отряженной для конвоя сотни остановился и поднял изуродованное шрамами лицо:

            - Они требуют скорее открывать ворота и казнить осужденных!

            - Свои – своих?!

            Такого трибун не встречал в местах своей прежней службы. Там, наоборот, старались выкупить преступников. Если не получалось – отбить силой. А тут, не хитрость ли? Может, уловка, чтобы усыпить бдительность?..

            - Сказал, что слышал! – огрызнулся центурион. – Особенно они жаждут смерти того, что мы взяли сегодня ночью!

            Он указал глазами на столб, к которому за обе руки был привязан истязаемый. Несколько минут римляне неотрывно смотрели на бичевание. Так глядят на костер, не в силах отвести глаз от пламени.