Дьенбьенфу. Сражение, завершившее колониальную войну

Стоило Жанвиллю двинуться, как он поскользнулся. Он стоял на ноге засыпанного землей мертвеца, думая, что это ветка. Теперь ливень смыл грязь с лица мертвого француза. Когда над соседним опорным пунктом, оборонявшимся нервничающими легионерами, взвилась в небо осветительная ракета, и ее белый свет распространился над окрестностями, Жанвилль узнал лицо погибшего. Он наклонился к нему, чтобы удостовериться. Да, это был он. Его имени Гастон не смог вспомнить, но тогда, в Лаосе, когда Жанвилль уже был опытным военным, этот паренек только что прибыл с родины. Хотел воевать против “дикарей”. И он вовсе не был глуп, но, тем не менее, оказался готов пожертвовать своей жизнью ради любого безумного приказа. Мечтал о девчонках дома. Все кончилось. Ему двадцать лет, и он лежит втоптанный в грязь Дьенбьенфу. “Mort pour la France” — напечатают родители под его фотографией, “Погиб за Францию”. На фото будет красивый, хорошо выбритый голубоглазый парень с короткими светлыми волосами. Не то, что лежит сейчас перед ним.

— Пойдем отсюда, — сказал Жанвилль неподвижно стоявшему рядом Кенгу. — Попробуем добиться большего успеха в другом месте…

ПОСЛЕДНИЙ БУНКЕР

Огонь вьетнамской артиллерии беспрерывно продолжался два дня подряд после первого мая. С регулярными перерывами вьетнамцы быстро вытаскивали орудия из своих казематов, и после выстрела тут же оттягивали назад в безопасное укрытие. Бесчисленные колонны добровольных носильщиков в ходе битвы продолжали доставлять боеприпасы из тыла; двигались грузовики, буйволиные упряжки и велосипеды. Мужчины и женщины даже по цепочке передавали снаряды в окрестности Туан — Гиао.

Все последовали призыву местных партийных комитетов — внести свой вклад в общую победу. Это были не только добровольцы, которые доставляли снаряды, позволившие вести непрерывный огонь по французским позициям. Женщины в горных деревнях из окрашенного в камуфляжную расцветку шелка вражеских парашютов шили маскировочные чехлы для тропических шлемов и кабин грузовиков, мастерили сандалии из автомобильных шин, красили ткани для униформы и заготовляли продукты. Собранный на полях арахис в расплавленном тростниковом сахаре стал любимым лакомством солдат, помогавшим им утолять голод до прибытия транспортов с провизией. Табак упаковывался в кисеты, вместе с рисовой бумагой или кукурузными листьями, чтобы бойцы сами смогли скрутить себе сигарету. Не в последнюю очередь лазареты опирались на помощь крестьян. Старухи и молодые девушки оказывали тысячи мелких услуг, необходимых там ежедневно. Они стирали бинты, делали ватные повязки из хлопка, резали бамбук, используемый для шин.

Если вначале Верховное главнокомандование опасалось, сможет ли оно организовать тыловое обеспечение и снабжение для самой большой битвы в истории вьетнамских освободительных сил, то затем оказалось, что объединенные усилия сотен тысяч превзошли те технические преимущества, которые были у французов.

Кенг — невидимка во второй половине дня 3 мая сидел среди разрушенных баррикад из мешков с песком на взятом еще несколько недель назад опорном пункте Хим — Лам и курил.

Он привел сюда врача Нгуен Донг Кванга, человека из школы профессора Тунга. Доктор Кванг должен был создать в захваченном предполье крепости вспомогательные лазареты и перевязочные пункты. Обычно для этого дела не было никого, кроме обученного санитара или студента — медика, вынужденного прервать учебу, чтобы оказывать помощь.

Не было и медицинского оборудования. Но зато можно было воспользоваться многими вещами, оставшимися на поле битвы. Из парашютов делались палатки и простыни для тяжелораненых. Тут можно было найти сброшенные французам с самолетов контейнеры с перевязочными материалами, канистры, посуду, даже хирургические инструменты в грязи. При этом заботиться приходилось не только о раненых вьетнамцам. Был приказ о лечении и получивших ранения врагов.

За это время количество раненых защитников крепости, которых нужно было лечить, очень возросло. Для более, чем 12 тысяч колониальных солдат в Дьенбьенфу уже с самого начала боев медицинское обеспечение французов оказалось совершенно недостаточным. Оно базировалось на абсолютно неверных расчетах. В ходе битвы медицинско — санитарная служба французского гарнизона ужалась до единственного, наполовину закопанного в землю бункера, где главный врач с несколькими помощниками трудился круглые сутки. После операции раненых выносили из бункера, и они лежали прямо тут, подверженные вражескому огню, дождю, жаре и холоду. Все чаще места для пребывания раненых в центре крепости превращались в импровизированные морги.