Денди: мода, литература, стиль жизни

В этом контексте нас уже не столь удивит другой розыгрыш шутника из Бата. Однажды он собрал у себя за столом людей, отличавшихся особо длинными подбородками. У каждого из гостей «рот находился в центре лица». Вначале никто не догадывался, что свело их вместе, но затем, присмотревшись друг к другу, они оценили замысел хозяина и восприняли это «с доброжелательным юмором». Такая «тема» розыгрыша – демонстрация любопытства по отношению к разнообразию «человеческой природы», жест сродни коллекционированию редкостей (кстати, кунсткамеры – тоже культурный продукт этого времени). Но здесь подчеркнута и юмористическая составляющая розыгрыша – приглашены люди, «имеющие в лице нечто бурлескное и забавное»[509].

Эстетические теории XVIII – начала XIX века недвусмысленно акцентировали, что юмор подразумевает именно несколько абстрактный взгляд на человека как проявление коллективной сущности: «Для юмора не существует отдельной глупости и отдельных глупцов, а существует только Глупость и безумный мир», – писал Жан Поль[510]. И ему вторит Зольгер: «В юмористическом изображении целью художника ни при каких обстоятельствах не может являться только единичное… но всегда общее и целое»[511].

Можно, конечно, посмотреть на розыгрыши и с другой стороны – а каково было подопытным кроликам? Они не всегда относились к происходящему «с доброжелательным юмором», иногда обижались. Так было, когда все тот же остроумец собрал у себя заик и велел слуге записывать их высказывания. За первым блюдом было произнесено в общей сложности 20 слов, за вторым один гость четверть часа пытался сообщить, что утка и аспарагус удались на славу, а второй еще столько же времени потратил на то, чтобы выразить свое полное согласие с этой точкой зрения. В итоге один из приглашенных понял замысел даже до оглашения текста записи, оскорбился и ушел, а потом написал письмо обидчику с вызовом на дуэль. Дело едва удалось замять стараниями друзей[512]. Но все же в большинстве случаев невольные участники воспринимали розыгрыши достаточно терпимо: например, обладатели длинных подбородков после описанного вечера даже подружились и впредь жили в «полном согласии». Юмористическая традиция процветала в Англии и в XIX веке, причем со временем все яснее обозначалась чисто развлекательная суть розыгрыша, а дидактизм, наоборот, становился все менее актуальным. Это нашло выражение в понятии «эксцентрики». В эпоху Регентства существовал клуб эксцентриков, членами которого были Фокс, Шеридан, лорд Питершем, Броуэм и Теодор Хук. Они специализировались на розыгрышах.

Член клуба эксцентриков, драматург Р.Б. Шеридан, написавший «Школу злословия», однажды подстроил такую «практическую шутку»: его приятель Тикелл погнался за ним по темному коридору, в котором на полу были расставлены тарелки. Для себя Шеридан благоразумно оставил узкую тропинку среди тарелок, а Тикелл бежал, не разбирая дороги, несколько раз спотыкался, падал, разбивая тарелки, и в результате сильно порезался осколками. Потом, когда он лежал и поправлялся, его навестил лорд Таунсхенд и после формальных соболезнований не удержался и сказал по поводу хитрости Шеридана: «Да, но как замечательно все было подстроено!»[513] Вот так: восхитился красотой розыгрыша как эстет, невзирая на страдания друга.

Самым, пожалуй, знаменитым шутником в эпоху Регентства слыл Теодор Хук (1788–1841). Про него говорили, что «он превосходилвсех по способности развлекать» (was much more entertaining). Хук был блестящим светским остроумцем – в Англии этот тип называют «society wit». Он мог с ходу сочинить изящный каламбур, импровизировать песенки, сидя за роялем в салоне. Записные остроумцы – Хук, Сидни Смит, Сэмюэл Роджерс, Генри Латтрелл – составляли особую категорию посетителей светских обедов – их всегда приглашали вне зависимости от знатности и богатства. Их ценили за «conversational powers» – умение рассказывать занимательные истории и шутить. В этом плане они были похожи на денди, которых тоже принимали в высшем обществе за вкус и элегантность, а не благодаря аристократическому происхождению. Таланты денди и остроумца часто сочетались в одной личности, но не обязательно. Браммелл счастливо соединял в себе обе ипостаси, равным образом как и его приятель лорд Алванли. А вот Теодор Хук отличался именно в амплуа остроумца, но не денди.

Однажды он обратился с вопросом к случайному прохожему, который привлек его внимание необычайно пышным костюмом: «Ради бога, простите, но Вы представляете из себя нечто особенное?» Это был вопрос в духе Браммелла, нацеленный на критику неумеренно разряженных франтов. Его шутки часто строились на каламбурах. По поводу похорон своего знакомого театрала он сказал: «I met him in his private box going to the pit»[514] – вполне в традиции британского черного юмора.