Дендрофобия

– У нас на Суконной улице опять «бытовуха» произошла, – поведал измождённый участковый. – Два дурака квасили вместе сутки напролёт, а потом, как это часто у дураков водится, проснулась в них пьяная агрессия. Стали драться. Один другому лопатой снёс нижнюю челюсть. Соседи вызвали меня да Скорую. Отрезанную челюсть в мешочек со льдом сложили – такой грамотный в криминалистическом отношении народ пошёл, что и эксперт не нужен!.. Этого, который лопатой махал, мы скрутили, в кутузку отвезли. А который без нижней челюсти остался, сбежал, придурок. Ему врачи морду-то перебинтовали, он фельдшера в ухо ударил «в благодарность» и смылся. Ещё и чемоданчик с медикаментами прихватил. Врачиха за голову разбитую держится и мне говорит, что его надо непременно поймать, так как повязку необходимо каждые два часа менять, а то может начаться обширное заражение крови. Да и пищу принимать самостоятельно без нижней челюсти он уже не сможет. Вот, ловим, мать его растак! В сараях каких-то прячется. Козу бабки Мироновны в заложницы взял.

– Так пристрелите этого придурка, и дело с концом, – пожал плечами Авторитет. – Хочешь, я в свидетели пойду? Кому он нужен? Я тут статью в журнале прочитал, как наши следователи нобелевского лауреата Иосифа Бродского по морде били во время допросов. Перед ним преклонялась вся мировая элита, сам шведский король ему поклоны отвешивал, а у нас – по морде. А теперь ты спасаешь какой-то человекообразный экземпляр, который сам скоро под забором загнётся. Потому что он именно под зассанным забором чувствует себя на своём месте.

– Да ладно. Нет пророка в своём Отечестве. Я вот читал, что изобретателя первого механического ткацкого станка в Европе тоже сначала чуть ли не прокляли. А после смерти земляки ему памятник поставили.

– Пророка нет и не будет, потому что не нужен он никому – не о том я. Врачей от дела оторвали, когда люди по полдня неотложную помощь ждут, всю милицию на ноги поставили, а ради чего? Чтобы какое-то спившиеся дерьмо ещё несколько лет людям нервы мотало и жизнь отравляло?

– Легко тебе, Костя, говорить! Мне за каждый выстрел отчитываться надо, как… законнику на сходняке.

– Ха-ха-ха!

– Да-да! А уж если на поражение стрелять, так я об этом даже думать боюсь… Сам иногда не понимаю: вот чем я занимаюсь? Ведь ладно бы, настоящие дела раскрывал, как Шерлок Холмс, – участковый тяжко вздохнул и скосился на золочёные переплёты полного собрания сочинений Конан Дойла в книжном шкафу, рядом с которым в большом кресле царственно сидел Авторитет, – а я бегаю за недоумками, которых и людьми-то назвать нельзя. Мозги пропьют со школьной скамьи, потом дурью маются. А я за ними гоняюсь… Конан Дойл-то, поди, такие случаи вряд ли стал бы описывать.

– Да уж! – и тут уж они оба расхохотались.

Хорошо посмеялись. От души. После этого Николай Борисович грустно сказал:

– Я чего-то за годы работы таким мизантропом сделался. И жалко людей, и устаю ужасно от их глупости – плохой симптом для моей должности. Мне ведь в каждом надо человека увидеть, каждого понять, а не вижу я там человека. Пристально смотрю, а не вижу. Вижу только, как люди всё больше в какое-то одичалое зверьё превращаются…

А мужик без челюсти кому-то из обывателей продал за бутылку мутного пойла чемодан с медикаментами. Но, когда понял, что ему без нижней части рта её не вылакать, повесился в чужом сарае. Участковому за этот случай начальство сделало выговор и даже хотело лишить премии! Но Авторитет за него замолвил слово, кому надо, так что всё обошлось: получил Николай Борисович свою премию. Его жена на неё новую штору в комнату купила. Красивую. В цветах тропических, как продавец сказал. Хотя кто там видел, какими они должны быть?

* * *

Из всех понятий уголовного мира Авторитету нравилось только одно правило: никогда и ничего не требуй от государства. Очень верное правило. Бери всё сам! Только вовремя руку отдёргивай, пока кто-нибудь не догадается ударить тебя по ней. Хотя в нашей сонной, вечно не выспавшейся стране только лет через сто начинают чесаться в месте укуса, так что вовремя смыться всегда успеешь. Только сейчас все стали удивлённо осознавать, что же у нас произошло в далёком 1917-ом году. Заговорили, как об открытии нового материка, что, дескать, нас, горемычных, истребляли семьдесят лет, а мы и не знали. Столько доказательных обвинений в преступлениях против своего народа обрушили на этот самый ничего не подозревавший народ, что остаётся только дивиться: как такое могло происходить в России XX века, и почему никто не догадался обратиться в Гаагский суд или ООН! А что происходит в стране сейчас? Для ответа на этот вопрос нужен ещё век. Интересно, как через сто лет будут оценивать все эти перестройки и перестрелки с реформами и политплатформами? Эпоха жизни «по понятиям»?