Деньги

Возвращаемся в Гонконг. По моей просьбе Чин-и-что-то-там-еще соглашается рассказать о «молодежи из конструкторского бюро, которая так развлекается». Двое из них, самые чокнутые, живут вроде бы в районе Централ. Они работают главным образом на кинематограф, занимаются спецэффектами и входят в число ведущих специалистов по производству того адреналина, что льется, словно поток, из всех фильмов, сделанных в Гонконге. В тот же вечер я встречаюсь с ними в одном из ресторанов Ваньчая. Их имена Ли и Лю или наоборот: я никогда не смогу отличить Ли от Лю. Они примерно моего возраста. Когда я рассказываю им о своей идее, они хохочут.

– Вы хотите продавать электрическую чесалку на Карнаби-стрит в Лондоне?

– И не только там.

И снова хохот, они прямо-таки умирают со смеху. Мы пьем какое-то китайское саке – шаосин или что-то похожее по названию. Это вино цвета мочи, сделанное из риса, которое подается подогретым на водяной бане. И вот оно стоит перед нами на столе на специальной подставке. После трех или четырех возлияний я едва держусь на ногах. На следующее утро мы встречаемся снова, на сей раз в холле Торговой палаты, и предложенные мной три или четыре идеи гаджетов их дико веселят вновь, что, разумеется, не имеет ничего общего с шаосин.

В Гонконге не существует конкретных таможенных формальностей для импорта, не говоря уже об экспорте; взимаются лишь косвенные налоги с некоторых продуктов, таких как табак, спиртные напитки и углеводороды. Мне говорят, что с вывозом гаджетов проблем не будет, иначе это было бы смешно. Отдел торгового лицензирования Департамента торговли и промышленности без всяких задержек предоставляет мне бесплатную лицензию и улыбку в придачу. Меня уверяют (Хаятт уже говорил об этом), что я имею право на беспошлинный вывоз гаджетов. Тем не менее придется оплатить некоторые сборы, довольно скромные, которые касаются главным образом материалов, в частности пластика, используемого предприятиями Колонии в экспортной продукции и облагаемого местными налогами. Позже мне удастся освободиться и от этого налога. Но все это еще впереди. Во второй половине того же дня Департамент торговли и промышленности принимает решение выдать мне обязательный сертификат о происхождении товара, которого еще не существует, но вскоре он будет произведен. Называется он «сертификат происхождения в рамках Всеобщей системы преференций» и позволяет мне свободно экспортировать товар в шесть стран – учредителей Европейского экономического сообщества, а также в Соединенное Королевство, Новую Зеландию, Ирландию, Швецию, Швейцарию, Австрию, Японию, Соединенные Штаты Америки, Данию, Грецию, Канаду, Австралию и ряд других стран.

– Зато у тебя нет разрешения на экспорт в Белуджистан, Бурунди, а также в Самоа, – с горечью замечает Хаятт.

Он думает, что я сошел с ума. Но в эти дни, когда все только затевается, я вряд ли могу его переубедить. Я пытался объяснить ему, рассказал о замысле, посетившем меня на Карнаби-стрит в Лондоне, когда я стоял перед выставленными на уличных лотках у магазина Мэри Куант глупыми штуковинами без названия и смысла, которые раскупались настолько бойко, насколько бесполезным представлялось их назначение.

– Спрос на бесполезные вещи существует. А если еще нет, то мы его организуем.

– Не мы. Я не участвую.

Он стоит на своем и дуется. Я пробую все, чтобы переубедить его, но он непоколебим. Хаятт живет своей идеей о трех месяцах работы и девяти месяцах отпуска и никак не хочет расстаться с ней. Он говорит, что мы не столкуемся. Но он мне нужен, а если не он, то по крайней мере его деньги. Чин-и-что-то-там-еще соглашается производить на своем заводе в огромных количествах рожки для обуви с подсветкой, чтобы по утрам не разбудить жену, ножницы для резки льда, говорящие зажигалки, которые оскорбляют вас всякий раз, когда вы закуриваете сигарету, пьяниц, чей красный нос мигает, пока ваш бокал пуст, кричащие бананы (когда их очищают). Чин-и-что-то-там-еще готов поставить их производство на поток при условии, что я заключу с ним твердый договор. Другими словами, я должен вложить в это дело весь свой капитал. А он не безразмерный, тем более что мне, вероятно, придется оплатить счет за услуги Марка Лаватера – девяносто тысяч долларов, – который может прийти в любое время. Игра в Монте-Кристо в «роллсе» обходится мне слишком дорого, даже если в тот день она меня чертовски забавляла. Кроме того, мне нужны деньги, чтобы подготовить почву в Европе и установить необходимые контакты; и в ожидании прибыли мне надо на что-то жить в Гонконге или в другом месте.

При условии, что прибыль появится.

Упрямый отказ Хаятта делает меня беспомощным. Мне не хватает ста, а точнее, ста пятидесяти тысяч долларов. Ни один из опрошенных банков, похоже, вообще не верит в гаджеты.

– Хаятт, хотя бы одолжи мне денег.

Упрямо выпятив подбородок, он отвечает:

– Я предлагал тебе золотой бизнес – три месяца работы и девять месяцев каникул, ты отказался. Теперь моя очередь отказываться.