Деньги

— Сколько стоит, — проговорил я, — чтобы вы отстали от меня хотя бы минут на десять? Хотелось бы знать, — спросил я у нее. И на этом не остановился, отнюдь. Впрочем, старуха была непрошибаема. Испытанный ветеран. Я обрушил на нее всю тяжесть моего взгляда, и обычно этого бывает достаточно, пласт за пластом подростковой археологии, дешевой жратвы и легких денег, взгляд толстого питона, исполненный всех мыслимых грехов. Она ответила мне тем же, несколько секунд глаза в глаза, и ее взгляд был тверже, куда тверже. Уперев кулачки в стойку, она подалась ко мне и крикнула:

— Лерой!

Музыка тут же захлебнулась. Ряд пятнистых профилей развернулся в мою сторону. Подбоченясь, в тишине став сразу старше, буфера по команде «вольно», мексиканка взирала на меня с профессиональным презрением.

— Я еще себя не нашла. — Это опять Аврора. — Мне очень интересна порнография.

— Это тебе кажется, — сказал я. И порнографии ты тоже совершенно не интересна. — Лерой, все о-кей! Можешь расслабиться. Вес под контролем, приятель. Я уже ухожу. Вот деньги, Аврора, береги себя.

Я соскользнул с табурета, и меня тут же повело. Табурет от толчка с дребезгом шатнулся на своем основании, как подброшенная в орлянку монета. Я помахал на прощание всем бабам — смотрите, раз не насмотрелись — и по диагонали двинул к двери.

На улице все было на продажу. «Бойлеск»,[4] дипломированный массаж и потереть спинку, услада вуайера и сверкающий огнями круглосуточный порноцентр. Даже, подумать только, натура — проститутки. Но я был не в настроении покупать, не сегодня. На обратном пути к отелю обошлось без происшествий (!). Ничего не случилось. Как всегда; впрочем, ждать происшествий осталось недолго. Вращающаяся дверь занесла меня в вестибюль, и дежурный портье вскинул голову из-за своего частокола.

— Вечер добрый, — произнес он. — Сэр, пока вас не было, звонил Лорн Гайленд.

Двумя пальцами он выдал мне ключ.

— Сэр, это… тот самый Лорн Гайленд?

— Не факт, не факт, — глубокомысленно изрек я, может, правда, и не вслух.

Лифт всосал меня в свое механическое нутро и устремился ввысь. Зубная боль все это время продолжала упорствовать. Зайдя в номер, я схватил бутылку и опустился на кровать. В ожидании привычного шума в ушах я думал о воздушном транспорте и часовых поясах, о Селине… Да, пожалуй настал момент просветить вас. Может, и мне чуть полегчает, когда выговорюсь.

Сегодня утром… черт, неужели сегодня? а кажется, что сто лет назад — так вот, Алек Ллуэллин отвез меня в аэропорт Хитроу на моем же «фиаско»; зверь, а не машина. Этот враль попросил одолжить ее, пока меня не будет. Готовясь к рейсу, я по самые брови нагрузился бухлом и транквилизаторами. Летать я боюсь. Приземляться тоже. Говорили мы мало. Он должен мне денег… встали в хвост длинной очереди в кассу. Втайне я надеялся, что свободных мест не будет. Но места были, компьютер-щелкунчик выбил мне посадочный талон.

— Только поторопитесь, — добавила кассирша. Алек трусцой проводил меня до паспортного контроля, взъерошил мне шевелюру и подтолкнул к окошку. — Эй, Джон! — позвал он, когда я был уже на той стороне. — Эй, торчок!

Рядом с ним стоял какой-то старик и махал непонятно кому.

— Чего?

— Подойди сюда, — поманил меня Алек. Я подошел.

— Чего?

— Селина… она спит с кем-то еще. Часто и помногу.

— Ах ты, старый враль.

Кажется, я даже попытался съездить ему по роже. Алек вечно в своем стиле.

— Я думал, будет лучше, если ты узнаешь, — изобразил он обиду. Потом улыбнулся. — Раком, боком, она сверху. По-всякому.

— Да ну? И с кем бы это? Все ты врешь… Но с кем?!

Он так и не сказал, с кем. По его словам, это продолжается уже давно, причем с человеком, которого я хорошо знаю.

— Ах ты!.. — повторил я и в спешке ретировался.

Вот. Как-то не похоже, чтобы мне полегчало. Ни капельки. Попробовать, что ли, поспать. Лондон уже просыпается. В том числе Селина. В области затылка у меня снова возникает далекое шипение или свист, или гул, неспешно меняя тональность, выше и выше.

Иногда я просыпаюсь по утрам с таким ощущением, словно выполз из-под асфальтоукладчика.

Вам знакомы стоические аспекты ударного пьянства, беспробудного пьянства? Ударничество и беспробудность? Зато потом отнюдь не в ударе. Господи, я же не хотел ничего дурного. Только немного поразвлечься.

Шум в ушах — надежнее и, главное, дешевле любого будильника — разбудил меня в девять ноль-ноль. На высокой раздраженной ноте, словно битый час не может добудиться. Пересохшим языком я осторожно обследовал северо-западный квадрат. Без особых изменений, разве что побольнее. Горло сообщало, что первая же сигарета запалит бикфордов шнур к арсеналу в недрах грудной клетки. Похлопав себя по карманам, я все равно закурил.

Через десять минут я выполз из гальюна на четвереньках — бледный и совершенно искренне раскаивающийся крокодил. Господи, ну зачем я пил всю эту гадость. Перекатившись на спину, я ослабил галстук и стал расстегивать рубашку — и тут зазвонил телефон.

— Джон? Это Лорн Гайленд.

— Лорн! — выдавил я. Ну и мерзкий хрип. — Как дела?

— Отлично, Джон, — сказал он. — Лучше некуда. А у тебя?