– Об этике в бизнесе, – повторил он с какой-то странной настойчивой интонацией, словно пытаясь убедить прежде всего самого себя. – Меня давно беспокоит этот вопрос. Бизнес по самой своей природе обязан быть этическим. Иначе долго он не просуществует, он поглотит самого себя. Незаконными методами можно создать империю, но вот удержать ее в течение длительного промежутка времени не удастся. Рано или поздно она окажется разрушенной. Вы согласны с моими доводами? – Кириков пристально и в тоже время, мне показалось, с некоторой опаской, посмотрел на меня.
– Да, согласен.
Однако он, кажется, уловил в моем голосе нотки сомнения.
– Я вижу, что у вас есть возражения.
– Да нет, возражений особых у меня нет. Просто зная современную практику не понаслышке, а отчасти изнутри, я как-то сомневаюсь, что эти принципы реально можно воплотить в жизнь, По крайней мере, в ближайшее время.
– В чем-то вы правы, даже во многом правы. Но это не снимает с повестки дня данный вопрос, а наоборот, делает его еще более актуальным. Так долго не может продолжаться. Иначе однажды нам всем наступит конец. В конце концов, речь идет о чувстве самосохранения. И я хочу, чтобы меня бы услышали. Кто-то должен первым огласить этот призыв.
Кириков снова сел. Он по-прежнему выглядел расстроенным. Не связано ли это такое его настроение с убийством Подымова? Как и вдруг возникшее желание поговорить об этике в бизнесе. Кажется, что-то творится не ладное с этим человеком. Даже деньги не в прок, когда совесть не чиста.
– Вы беретесь за такую статью? – спросил Кириков.
– Разумеется, это же задание.
– Я не хочу, чтобы вы воспринимали это в качестве задания. Мне кажется, что вам тема эта близка. Я бы и сам написал, но точно знаю, что у вас лучше получится. Это должна быть статья, которую стала бы обсуждать вся страна. И особенно в деловом мире.
Не имеет ли он в виду в первую очередь Фрадкова, мысленно предположил я.
– Хорошо, я напишу статью.
– Спасибо. Попрошу вас, не откладывайте.
Я все больше убеждался, что Кириков не в ладу со своей совестью. И с помощью статьи хочет заставить ее замолчать. Я, конечно, ее напишу, только вряд ли это лекарство ему поможет. Тут нужны совсем другие, гораздо более сильные средства.
Я вернулся в своей отдел и сообщил о полученном поручение. Мои слова произвели разное впечатление на моих сотрудников. Я видел, что Ольга была почти что в шоке, она смотрела на меня недоверчивыми глазами, будто это первоапрельская шутка. Но сегодня был совсем другой месяц и другое число. Потоцкий же почти откровенно ухмылялся, он-то не хуже меня знал, какую мораль исповедует руководство концерна.
Я усмехнулся про себя и посмотрел на Потоцкого.
– Игорь Игоревич, вам предоставляется уникальный шанс проявить свои выдающиеся способности журналиста. К завтрашнему дню я жду от вас набросок статьи. А ее окончательный вариант писать уже буду я.
Я видел, что мое предложение не вызвало у него никакого энтузиазма. Я же злорадно смеялся про себя. Пусть покорпеет, может, в процессе работы над статьей у него хотя бы ненадолго проснется совесть. Хотя особенно уповать на это не стоит.
Однако на этом удивительные события в этот день не кончились. Уже когда я ехал домой, меня догнал звонок Фрадкова. Причем звонил лично он, не секретарша.
– Валерий Леонидович, вы где?
– Еду в машине домой.
На несколько секунд в трубке возникла пауза.
– Не заскочите ли вы ко мне сегодня, в часов этак двенадцать, – вдруг последовало предложение.
Я чертыхнулся про себя. У Фрадкова явно бессонница, он многими делами явно любит заниматься по ночам. Но у меня-то со сном как раз все в порядке. Уже в какой раз я не высплюсь и целый день буду ходить с чугунной головой. И что ему так приспичило?
– С удовольствием Михаил Маркович подъеду к вам.
– Буду ждать, – произнес он и отключился.
Я не представлял, зачем я ему понадобился в столь поздний час и почему нельзя решить все вопросы отведенное для этого рабочее время. Эти богатеи полагают, что деньги дают им особые привилегии и позволяют распоряжаться находящимися у них на службе людьми, подобно дорогим игрушкам, по собственному усмотрению.
Внезапно я остановился прямо посреди дороги. И если бы в этот час на автотрассе было бы сильное движение, в меня бы непременно кто-нибудь бы врезался. Но я не мог дальше вести машину, так как от охватившего снова прилива ненависти к Фрадкову, у меня затряслись руки. Я мог многое ему простить, но убийство Алексея Подымова – никогда. Я даже не предполагал, как глубоко вошел в меня образ этого молодого человека, с которым я-то и виделся всего несколько раз. Но именно подобные ему и образуют цвет любой нации, укрепляют веру в то, что в жизни существуют не только воры, негодяи, убийцы, казнокрады и взяточники, но честные и преданные до самопожертвования своим идеалам люди. Но только потому, что он оказался на пути этого денежного мешка, его убрали, смахнули, как крошки со стола.