— Толечка, миленький, ну прости меня, — глухо воскликнула мать.
— Встань с колен, Свет. Я прошу тебя, — хотя голос отца был спокойным, но что-то другое, намного более жуткое, чем мамины всхлипы, слышалось Але сквозь эту притворную сдержанность.
Но мама как будто не слышала. Она продолжала рыдать, между приступами вновь и вновь повторяя: «Прости».
— У нас не было с ним ничего, — услышала Аля.
Она понять не могла, чего и с кем. Но знала, что этот загадочный «кто-то» был причиной всего.
— Ты врёшь мне, давно, — ответил отец.
— Нееет! — воскликнула мать, — Не бросай меня!
Дверь скрипнула резко, и Аля успела прижаться к стене. Бежать было некуда. В коридор выходили все двери. Отец замер, увидев её. Алина же только теперь различила стоявший под вешалкой чемодан. Его папа брал с собой, когда уезжал по работе. В те дни, когда его не было дома, мама тоже работала допоздна. И Алине приходилось самой утолять разыгравшийся голод. Её кормили в гостях, и поэтому Аля так любила зайти после школы к подружке.
— Детка, — отец подошёл. Он присел рядом с ней, их глаза теперь были вровень. Алина смотрела в них, чувствуя — что-то уже изменилось. Но что?
Ласковым жестом он погладил её по руке. Улыбнулся устало.
— Послушай, мне нужно уехать, — он говорил, подбирая слова. Но даже детским умом Алина предвидела, что за этой обыденной фразой скрывается что-то гнетущее. Словно какой-то невидимый монстр мешал ему высказать правду.
— Но ты же вернёшься? — спросила она, глядя в бездонные очи. Такие же тёмные, как у неё. Это после Алина узнает, что мать изменяла ему. Не потому, что она не любила отца. Напротив! Мама всегда ощущала себя недостойной его. Простая девчонка, дурнушка, которую он соизволил взять в жёны, она изводила себя, угнетала. Беспричинная ревность рождала внутри жажду мести. Именно это подвигло её на отчаянный шаг.
— Конечно, — с притворной усмешкой ответил отец. И у Али от сердца слегка отлегло. Он вернётся! Так было всегда. Ведь раньше папа всегда возвращался.
Она обвила его шею руками, вдохнула терпкий табачный дымок, которым пропахли отцовские волосы.
— А хочешь, поедем со мной? — предложил он внезапно.
— С тобой? — переспросила она, думая, что ослышалась. Раньше отец никогда не говорил ей такого.
— Ну, да, — он сжал её хрупкие ручки своими большими ладонями, — Ты можешь выбрать, с кем хочешь остаться. Со мной, или с мамой?
Аля опешила, она задышала порывисто, быстро. Ведь он не всерьёз?
— Я…, — попыталась она объяснить, что не сможет. Не сумеет ответить ему. Ведь, выбрав кого-то из них, она неизменно обидит другого? Её любовь никогда не делилась на два, она была целым, единым. И пытаться её разделить, означало — нарушить эту важнейшую целостность.
— Прости меня, я не должен был ставить тебя перед выбором, — он чуть потряс её ослабевшие руки, — Маме сейчас тяжело, и ты очень нужна ей.
Алина кивнула, хотя не имела понятия, что происходит. Почему тяжело? Почему он так странно ведёт себя? Почему… мама до сих пор плачет?
— Будешь послушной девочкой? — сказал он, надев на лицо неуместную в этой ситуации маску весёлости.
— Да, — тихо ответила Аля, не желая расстраивать папу. Он всегда говорил так, когда уезжал. А потом возвращался.
— Умница, — он погладил большими пальцами нежные косточки девичьих рук, — Я люблю тебя, детка.
— И я, — Аля смотрела на выступы вен у него на запястьях. Всё было как прежде, но ощущение необратимости не давало ей сдвинуться с места.
Папа обулся, взял чемодан. Перед тем, как уйти, он ещё всего раз посмотрел на неё. И улыбка, которую Аля запомнила, была самой грустной на свете. Дверь закрылась, и ей захотелось догнать его. Броситься следом, чтобы услышать заветное: «Я ненадолго». Но в этот момент на кухне громко всхлипнула мама. Порыв был погашен, и Аля отправилась утешать её…
Их отношения с Костиком длились недолго, но каждый день вместе мог бы считаться за год. Они обычно слонялись по городу, оставив машины стоять на парковке бок-о-бок. Точно подростки, сбежавшие после уроков. Ели мороженое, кривлялись в витрину бутика, прыгали в лужи, рождая холодные брызги. Аля вернулась назад, в свою безрассудную юность. Только теперь вместо умника в стрёмных очках, рядом шествовал весьма интересный мужчина.
— Давно хотела спросить, — она ухватила его за рукав, вынуждая остановиться, — А что здесь написано?
Алина задрала его, открывая тату на широком запястье. Восьмёрка, знак бесконечности, чернильным пятном перечёркивал вены. Чуть ниже, витиеватым шрифтом были прописаны буквы.
— Дум спиро амо аткуе кредо1, — прочитала она по слогам.
Костик стыдливо гримасничал:
— Да это так, ни о чём, — махнул он свободной рукой.
— И всё-таки? — Аля сощурилась, взглянув на него снизу вверх.
Он плотно сжал губы, как делал всегда, собираясь сказать что-то важное.
— Это значит — «Пока дышу, люблю и верю». Я сделал её в институте, в знак бесконечной любви, — услышала Аля.
Она вдруг отпрянула, ощутив укол ревности.
— И кого же ты так любил? — спросила, давя ботинками мокрые листья.
Костик взял кисточку шарфа, что обвивал её шею. Поднёс ей к лицу и принялся щекотать.