Деньги: Записка самоубийцы (Money: A Suicide Note)

В приемной, жаркой, как парник, я забрал свою куртку. В углу сидели двое, расплывчатые и самодостаточные, как любые призраки в любой приемной. Я расплатился в окошечке регистратуры, чем отвлек регистраторшу от вязанья, – пятнадцать фунтов наличными плюс видеокассета. Никакого чека. Теневая экономика. С Селиной у нас тоже сплошная теневая экономика. Учетных книг мы не ведем, и вообще никакой писанины, ни единого письма, ни одной строчки. Ни джентльменского соглашения, ни даже крепкого рукопожатия. Но мы и так все понимаем.

– Селина, – обратился я к ней через два дня после возвращения, – по пути в аэропорт Алек сказал мне странную вещь.

– Что? – спросила она, снимая куртку, и явно замялась, – Ты меня даже не поцелуешь?

– Он сказал, что ты спишь с кем-то еще, часто и помногу, – сказал я, отхлебнул из стакана и закурил очередную сигарету.

– Он английский аристократ, – сосредоточенно произнесла Селина. – На Уолл-Стрит он удвоил семейное состояние. Он присылает за мной своих слуг…

– Да нет, я серьезно. Без дураков. Он сказал, что у тебя есть кто-то на стороне. Кто-то, кого я знаю.

– И ты, дурачок, поверил? Не слушай ты его. Кстати, однажды он ко мне приставал.

– В натуре? Вот сукин сын.

– Он поцеловал меня в грудь. Потом взял за руку и прижал к своему члену. Потом…

– Господи Боже. И где вы при этом были? В койке, что ли?

– Здесь, на кухне. Он заходил, когда тебя не было.

Я плеснул себе в стакан еще и спокойно сказал:

– Селина, к тебе все пристают. Даже официанты в ресторанах. Каждый встречный-поперечный.

Она зажмурилась и рассмеялась, но сразу посерьезнела.

– Он же, кажется, твой друг.

– Все мои друзья тоже пристают к тебе.

– У тебя же нет друзей.

– Терри приставал к тебе. И Кейт. Даже папочка – это вообще почти инцест.

– Не слушай ты его. Разве не знаешь, как Алек тебе завидует? Он хочет убить нашу любовь.

Эта идея поразила меня своей новизной, во всех смыслах. Скручивая пробку со второй бутылки скотча, я вдруг подумал: «Чего-то еще явно не хватает. Но чего?» Сказал же я только:

– Ты серьезно так думаешь?

– Осторожно, льется же. Не налегал бы так, а? Еще и шести нет. Ты, кстати, получил те бумаги из банка? Сколько ты тут уже пьешь?

– Какие еще бумаги?

– Сам знаешь, какие бумаги. Мне нужна самостоятельность, хоть немного.

– Конечно, конечно.

– Мне уже двадцать восемь.

– Двадцать восемь? Никогда бы не дал.

– Спасибо, милый. По-моему, ничего такого особенного я не требую. Грегори вот выплачивает Дебби какое-то содержание. Почему ты так боишься этого? По мелочам ты не скупишься, согласна. Но как только доходит…

– Конечно, конечно.

Вся беда в том, что Селина для меня слишком умна. Я попытался сменить тему. Я уже усвоил, что сменить с ней тему можно единственным способом – отправиться в «Бутчерз-армз». Как вообще можно сменить тему, если тема всего одна? Разве что прибегнуть к насилию. Это поможет – на какое-то время. Однако, разумеется, насилие больше не вариант. Я об этом даже не думал – так, разве что секунду-другую. Самоусовершенствование, которым я тут решил подзаняться, – это абсолютно серьезно. Самодисциплина. Более цивилизованное существование.

Так что я встал с дивана, велел ей заткнуться и отправился в «Бутчерз-армз».

Щупая несчастный зуб языком и крутя шеей в поисках такси, я курсирую вдоль стоматологического пояса, минуя штукатурку и лепнину пульпитных улиц и кариозных площадей, минуя ограждения, тисненые крылечки, дорогие клиники, арабов под местным наркозом, осоловевших страдальцев зубами в лучшем парадно-выходном наряде, их женщин в мехах и гарлемском лаке, их расфуфыренных детишек, мрачных, как туча или, наоборот, радости полные штаны, – через рассекаемые автобусами трущобы Оксфорд-стрит и в Сохо, где что ни шаг, то общепит, секс или кино, по сужающимся улочкам, которые в конце концов привели меня к стеклянному заповеднику «Карбюртон, Лайнекс и Сам».

По мне, так «Карбюртон, Лайнекс и Сам» – это тоже своего рода приемная. Но какое место! Видели бы вы, как много мы друг другу платим, как мало работаем, и насколько тупы и бездарны многие из нас. Видели бы вы разбросанные там заявления об издержках и авиабилеты, видели бы наших секретарш. Когда мы учредили «К. Л. и С.» пять лет назад, это был настоящий прорыв. Да и до сих пор. Множество контор пытались сделать то же самое, но ничего у них не вышло. «К. Л. и С.» – это рекламное агентство, производящее собственные телеролики. Звучит раз плюнуть, верно? Попробуйте, попробуйте. Ключевой фигурой был ваш покорный слуга, с его скандальной телерекламой курева, бухла и порножурналов. Помните, какой хипеж был жарким летом семьдесят шестого? Мои нигилистские ролики огребли кучу призов и судебных повесток. Тот, который рекламировал порножурнал, вообще ни разу не показывали – только в суде. Вся эта шумиха и придала нам веса, обеспечила трескучий старт, позволила уйти в отрыв – вперед и с песней. Наш финансовый гений Найджел Троттс, засевший в подвале со своей секретаршей, ксероксом и бушелем растворимого кофе, – только он работает полный день. И то из любви к искусству.