Деньги: Записка самоубийцы (Money: A Suicide Note)

Я взглянул в раскрасневшееся лицо Терри – его кривые лохмы, пол-уха откушено, ноздри разной величины. Зубы торчат во все стороны, как битое стекло по верху бетонированного забора. Терри – один из новых принцев, гений безудержной импровизации. В настоящее время голубая мечта его- нанять шофера-инвалида. Тогда можно будет налепить на стекло соответствующий значок и парковаться где угодно.

– Ладно, поспрашивай.

– Есть, сэр, – отозвался он. – Всегда лучше перестраховаться. Усек?

И вот я двигаюсь домой на исходе скомканного дня, лавирую в толпе братьев и сестер, то встречаясь, то не встречаясь с ними взглядами, и мне даже почти приятно осознавать, что подозрения подтвердились, что теперь все официально.

– Шах, – сказал я.

Селина возмущенно посмотрела на меня. Ее глаза, мечущие молнии, вернулись к доске. Она фыркнула и наобум двинула своего чернопольного слона.

– Шах, – повторил я.

– Ну и что?

– Это значит, что я угрожаю твоему королю. Могу его съесть.

– Ну и на здоровье. Подумаешь, напугал.

– Ты не понимаешь. Весь смысл же…

– Я пошла в ванну. Терпеть не могу шахматы. Куда двинем? Только не в индийский и не в китайский. И не в греческий. «Крейцер».

– Как скажешь. – Я вернул в исходное положение тяжелые фигуры.

– На голове у тебя просто кошмар. Дал бы мне подстричь.

– Я в курсе.

Ровно сегодня я заходил в парикмахерскую – двадцать фунтов как с куста. Хренов коротышка-гомик покопался в моих лохмах и с отвращением поинтересовался, сколько мне лет. Тот же самый вопрос задавал Роджер Фрифт. Это все сердце. Мотор барахлит, старый, тик-так, сбивается с ритма.

Я зашел в спальню и порылся в комоде, в ящике с нижним бельем Селины, рассчитывая удивить ее результатами раскопок, когда выйдет из ванной. Оба-на, что-то новенькое. И это… Тронув на пробу пальцами новенький лиф, я ощутил в области шва что-то твердое. Что бы это могло быть? Китовый ус? Нет – свернутые трубочкой потертые десятки… двести фунтов! Что она, совсем соображение потеряла – устраивать тайник в ящике с нижним бельем? Прекрасно же знает, что я все время там копаюсь.

Она вышла из ванной, опоясанная полотенчиком для рук. Я ткнул пальцем. Она и бровью не повела- ну, почти – при виде кучи денег, небрежно раскиданных с ее стороны кровати.

– Откуда это у тебя?

– Выиграла!

– Во что?

– В рулетку!

– А кто-то говорил, что без гроша в кармане…

– Это была моя последняя пятерка! Я поставила на номер, когда уже уходила!

– Это тридцать к одному, а откуда еще пятьдесят?

– Чаевые!

– Ты же говорила, что работаешь там, верно?

– Верно!

– И кем?

– Крупье!

Я помедлил, изображая свирепый оскал. Раньше Селина работала крупье, что правда, то правда. В «Цимбелине» нанимают вертихвосток патрулировать зал- это тоже правда. В мини-юбках и полупрозрачных блузках. Можно подумать, они просто заглянули перекурить, но на самом деле при исполнении, и заходить с лохами дальше определенной черты им строго-настрого воспрещено – как я выяснил однажды вечером, нет, ночью, когда цыпочка, с которой я тогда был, уже залегла на боковую.

– А все-таки, откуда мне знать, вдруг ты просто развлекалась там с кем-нибудь?

– Позвони Тони Девонширу!

– Кто такой Тони Девоншир?

– Управляющий!

– Ну, ладно…

– Давай же! Позвони ему!

– Хорошо, хорошо.

– Кстати, по-моему, я говорила тебе вынести мусор. Вынеси сейчас, будь так любезен. И почему бы нам завтра не поесть днем в городе, а потом зайдем в твой банк, разберемся со счетом. Так и так все уйдет на квартплату, а я еще должна шестьдесят своему гинекологу. Согласись, куда разумнее было бы мне перебраться сюда. Осторожно, помнешь. Ой, смотри, как они сели. Наверно, и не налезут уже. Ну-ка, ну-ка… о-па! Но все равно, наверно, с этими подвязками и поясом не сочетаются, правда?

Я опустился на мятые купюры.

– Угу, – сказал я. – Поди сюда.

«Фиаско» нужен капитальный ремонт. Селине – совместный банковский счет. Алек Ллуэллин должен мне денег. И Барри Сам должен мне денег. Надо бы поскорее опять съездить в Америку и заработать побольше.

Я пригласил Дорис Артур на ленч. Она простила меня за то, что приставал к ней. Настолько убедительно простила за то, что приставал к ней, что я попробовал опять. На этот раз дело было не в бухле, а в самой бабенке. Покушав, мы обсудили наши наметки, в ее номере. Вообще-то, в голове у меня четко сидят шесть больших сцен, которые я знаю как снять, и задача Дорис – придумать ненавязчивые переходы между ними.

– Знаете что? – сказала она, выскользнув из-под меня и деловито отсоединив мои клешни от своих бедер. – Вы снова вдохновили меня на борьбу. Я-то думала, мы почти победили, но, оказывается, еще пахать и пахать.

Благодаря Селине, второе приставание не имело таких кошмарных последствий, как первое. Но все равно дело было плохо – опять же благодаря Селине. Селина- она… И, кстати, я пропустил стаканчик-другой с моим осветителем, Кевином Скьюзом, и с ассистентом, Десом Блакаддером. Филдинг говорит, чтобы я немедленно сажал их на зарплату, и что съемки начинаем осенью. Но на студиях сейчас мертвый сезон, так что месяцок потерпят, никуда не денутся.