– А если серьезно, сколько?
– Разумное количество.
Я икнул и пожал плечами. Снова икнул.
– Вот черт, – сказал я. – Извиняюсь.
Я зевнул и обвел взглядом заведение. Эмис опять уткнулся в свою книжку.
– А вы… – начал я. – Вы что, каждый день так и пишете? Рабочий график, все дела?
– Нет.
– Черт, ну что ж я так разыкался.
Он продолжил чтение.
– А вы… Ну, когда пишете, заранее все придумываете или, это… как пойдет?
– Ни так, ни так.
– На автобиографической основе, – проговорил я. – Ничего, кстати, вашего не читал. У меня вообще на чтение мало времени.
– Кто бы мог подумать, – отозвался он. И опять уткнулся в книжку.
– Кстати, – сказал я, – ваш папаша, он ведь тоже писатель? Наверно, легче так было?
– Конечно. Крепкая цеховая традиция.
– Чего?
– Закрываемся, – провозгласил мужик за стойкой. – Скоро закрываемся.
– О, выпить еще хотите? – спросил я. – Может, скотч?
– Нет, спасибо.
– Да и я уже, того, вполне нарезался. И баба моя скоро вернется. У нее, типа, деловой обед. В связи с ее бутиком. Пытается, это, инвесторов привлечь.
Он ничего не ответил. Я зевнул и с хрустом потянулся. Икнул. Вставая со стула, я зацепил коленной чашечкой угол столешницы. Эмисова рюмка шатнулась на ножке, как подброшенная в орлянку монета, но у него оказалась хорошая реакция, и почти ничего не расплескалось.
– Блин, – высказался я. – Ладно, Мартин, до скорой встречи.
– Несомненно.
– …Чего-чего ты сказал?
Я вдруг понял, как меня раздражает его высокомерный тон, его загар или его книжка. Или то, как он пялится на меня на улице.
– Ничего, – ответил он. – А что такое?
– Как-как ты меня назвал?
– Никак.
– Я что, вру, что ли? Вру, да?
– Да успокойся, приятель, успокойся. Ты молодец, все у тебя получится. До скорой встречи.
– …Ладно.
– Только береги себя.
– Ладно. Ну, Мартин, пока, – сказал я и на подкашивающихся ногах вписался в дверной проем.
Одиннадцать вечера – час беспредела. Полицейские в рубашках с короткими рукавами (все мы последнее время так ненавязчивы, так неформальны во всем, что касается преступности) стоят по шесть вокруг белых фургонов, финансовой скорой помощи с аккуратной красной полоской, обслуживание на поворотах с главной трассы, за кюветом. Где-то скапливалась шпана, уличные драчуны готовились начать свое шоу. Судя по всему, в прошлую субботу здесь была натуральная революция. Я обедал один у окна в «Бургер-бауэре» и ничего не заметил. По-моему, здесь что ни вечер, то полный беспредел. Всегда был и всегда будет. В одиннадцать вечера на Лондон обрушивается буря, массовое безумие, пей до дна и хватай, что плохо лежит… А вот и они опять. Не стесняйтесь, говорю я. Вам море по колено, а мне и подавно, живем только раз. Нечего стесняться.
Бей-круши.
– Усекла, Селина, – втолковывал я ей по окончании моего личного беспредела. – Слушай меня, и слушай внимательно. Пока меня не будет, чтобы юная леди сидела тише воды, ниже травы. Усекла? Чтобы никаких мне больше фокусов! Ты теперь, детка, на зарплате сидишь, и мое слово, черт побери, закон. Никто еще не объезжал Джона Сама на кривой, ясно? Никто!
– Ась? Ничего не слышу. Морду бы хоть от подушки оторвал.
– И пусть только кто-нибудь попробует меня надуть – сразу об этом пожалеет. Живо поймет, что не на того напал…
– Чего? Да оторви ты свою… Так о чем это ты?
С кряхтеньем я перевалился на спину.
– Ты видел в Нью-Йорке Мартину Твен? – требовательно поинтересовалась Селина.
– Почти. Мы созванивались и хотели договориться, но график был слишком плотный.
– Думаешь, она кисонька-лапонька, со всеми ее дипломами и толстой задницей.
– Ну, не знаю…
– И думать забудь, она же по уши семейная. Заруби себе на носу: есть только один способ удержать женщину – жениться на ней.
– Конечно, конечно.
Я вылез из койки и направился в соседнюю комнату – пропустить рюмочку на сон грядущий. Через час-другой мне послышался голос Селины, шепот, грудной стон. Я оторвал задницу от дивана и на цыпочках прошел к двери, и заглянул в спальню. Селина распростерлась в теплой койке совсем голенькая, без единой фетишистской подпорки. Кстати, Хелль и ее бутик сегодня просто превзошли себя, слов нет… Я придвинулся поближе. Селина спала, удовлетворенно причмокивая, безмятежно, без малейшей задней мысли. Местами она казалась совсем еще ребенком, но очень отдельными местами – дрожанье век, тень улыбки. Она явно путешествовала сквозь время – но куда? В этот момент Селина шевельнулась, нежно, текуче, приближаясь к идеальной горизонтали, как вода выравнивает уровень.