Дэниел Мартин

Обед в ресторане отеля в тот вечер состоял из блюд французской кухни, во всяком случае, если судить по их названиям в меню; впрочем, оба они решили, что плоский пресный хлеб им нравится. Но Джейн как будто бы вовсе не удручали гастрономические разочарования; всё это, все эти люди вокруг казались ей новыми и неожиданными в гораздо большей степени, чем Дэну, и вовсе не потому, что он уже побывал здесь, в Египте, хотя и не в этом самом отеле. У него создалось немного забавлявшее его впечатление, что она возвращается в свой возраст, в своё прежнее, уравновешенное оксфордское «я» ради него. И как иногда из-под платья на миг выглядывает краешек нижней юбки, в какие-то моменты в ней виделся призрак той девушки, какой Дэн знал её в былые годы в Оксфорде. Он помнил, какой она была в те дни, до новых испытаний, до новых личин: её отличал яркий, импульсивный интерес к окружающему, некая сосредоточенность, вовсе не наигранная (как это часто бывало у Нэлл, хотя и ей в какой-то степени была присуща та же черта), но часто вводившая в заблуждение мужчин, особенно тех, кто знал Джейн недостаточно хорошо… прямота, поглощенность: в данный момент это меня интересует, или — в данный момент ты меня интересуешь больше всего на свете.

Поев, они пересекли запруженную машинами улицу и прогулялись вдоль Нила. Пешеходов почти не было, только спешащие мимо машины; пройдя немного по набережной, они облокотились о парапет и стали глядеть вниз, на три стоящие бок о бок у берега большие фелюги. На одной из них трое мужчин, видимо, сторожа, сидели на корточках вокруг фонаря «молния»: один пожилой, в белом бурнусе и чёрном пальто поверх галабийи, и двое помоложе — ещё один маленький анклав, замкнутый мирок, осколок гораздо более древнего мира. Дальше, за фелюгами, на гладкой чёрной воде сверкали огни Гезиры и Дукки334. То и дело какой-нибудь из огней расплывался длинными полосами, когда мелкая рябь вдруг разбивала отражение. Дэн взглянул на Джейн, не сводившую глаз с тусклого кольца света на средней фелюге. Собираясь на прогулку, она надела пальто, то самое, чуть русского вида пальто, в котором он впервые увидел её, когда, три недели назад, она встречала его на вокзале. И в волосах её снова был серебряный гребень. Он вспомнил про билеты в вагон второго класса: бережливость, простота.

— О чём ты думаешь?

Она улыбнулась:

— Ни о чём, Дэн. Просто смотрю.

— Замечательная река. Что днём, что ночью. Увидишь.

— Напоминает мне Луару. Сама не знаю почему.

— А фелюги под парусами — просто мечта. Можно сказать, что они, в каком-то смысле, нильские chateaux335. — У фелюг, стоявших внизу, мачты были опущены, чтобы можно было пройти под городскими мостами. — Это тебе не нудные старые храмы.

— Их мне тоже очень хочется посмотреть.

И опять его охватило смутное, но безошибочное ощущение, что его пусть и не прямо, но упрекнули: не следует ему предвосхищать её суждения или пытаться изменить её шкалу ценностей. Фактически она ответила ему: да, но я подожду, пока сама смогу обо всём судить. Некоторое время они молчали, по-прежнему опираясь о парапет, и Дэн думал о Дженни, о том, что, возможно, именно это его в ней и привлекало, такая же всегдашняя готовность противоречить, отказ безоговорочно принимать его правила игры; хотя, разумеется, она была не такой зрелой, не так подчинена условностям, не так уверена в себе… что по-своему было не менее привлекательно. После той субботы, когда он получил её «третий вклад», он ещё дважды говорил с ней по телефону, в последний раз — в это самое утро, из Лондона. Её звонок, о котором они заранее договорились, разбудил его в половине восьмого. Она просто хотела с ним попрощаться, сказать, что он предатель и что она его терпеть не может, но голос её говорил об обратном. Дженни явно намеренно ничего не говорила о Джейн. Былая непосредственность в их разговорах была утрачена, оба понимали это, и понимали, что восстановить её не удастся, пока они не встретятся лицом к лицу. На деле же она потребовала, и он обещал: он напишет ей, он постарается позвонить из Луксора или из Асуана, он будет помнить о ней всё время… женщины… они очертя голову бросаются плыть против течения, словно идущие вверх по реке фелюги, или послушно влекутся вместе с потоком; а есть иные, те, что всегда идут лишь по касательной по отношению к мужчине… Джейн оторвалась от парапета и поплотнее запахнула меховой воротник.

— Замёрзла?

— Наверное, от реки дует. Тут и правда кажется холоднее.

Они прошли несколько сот метров назад к отелю. Она уверена, что не хочет походить по городу? Может, посмотрит танец живота? Он предлагал это не вполне всерьёз и всё равно спровоцировал новое — на этот раз последнее — соревнование в вежливости: может быть, ему самому хочется куда-то пойти? Соревнование продолжалось и в лифте, хоть он и понадеялся, что они уже установили вне всякого сомнения: у обоих нет никаких тайных желаний, кроме одного — поскорее лечь спать. Он правда уверен?..

— Я бы отправился в бар и там дулся в одиночестве, если бы чувствовал, что рухнули мои планы.