Через некоторое время пришлось ехать медленнее: дорога сузилась, и мест для обгона было не так уж много; их рыжеволосый водитель то и дело принимался нетерпеливо постукивать ладонью по рулевому колесу. Это всё правительство виновато, сколько разговоров о туризме, а дорог настоящих построить не могут… у него брат есть, на «Фольксвагене» работает, в Германии, он к нему в отпуск ездил, так что он знает, что такое настоящие дороги. Рискуя, что в зеркало заднего вида Лабиб заметит, как они переглядываются, Джейн с Дэном осторожно обменялись взглядами, довольные, что едины хотя бы в этом: печальна человеческая наивность в отсталых странах. Кроме того, Лабиб предупредил их и о сирийских дорогах, о том, что они едут в страну, где «всё сумасшедшее, все люди сумасшедшие», — сумасшедшие главным образом потому, что, пока там правит Баас427
, ни у кого ни копейки денег нет. Но Лабиб любит возить туда пассажиров: «Это такой радость, когда уезжать оттуда». И, обернувшись к ним, он просиял улыбкой, довольный своей остротой. Дэн едва заметно вопросительно повёл головой в сторону Джейн, она сдержанно улыбнулась: может быть, теперь о простых людях стали больше заботиться? Последовал презрительный взмах руки.— Они — дурак люди. Вы увидит. Не знай, что такой деньги.
Они оставили всякие попытки обратить этого юного штурмовика в капиталистическую веру laissez-faire428
. Он включил радио: машину заполнило звучание народной песни; Лабиб принялся искать «американский музык», но они заставили его вернуться на прежнюю волну; женский, неровно льющийся голос то рыдал, то нежно увещевал под медлительный ритм сопровождения. Она знаменитая, сказал Лабиб.— Все мущин на Ближний Восток хочет на нём женить. Даже израильный мущин.
Они очень осторожно, без особой необходимости, принялись прощупывать его на эту тему. Он с готовностью изложил им свои взгляды. Разумеется, он был проарабски настроен, но, похоже, израильтяне вызывали у него что-то вроде неохотного восхищения; а вот к палестинским беженцам никакого сочувствия Лабиб не питал. Глупые люди, ленивые, как сирийцы.
— Моя нет деньги. Моя нет работа. Потому моя хороший человек, твоя плохой.
И опять он махнул им рукой через плечо, не отводя глаз от дороги. С этим жестом им предстояло хорошо познакомиться: он означал презрение к ослиной глупости рода человеческого, допускающего, чтобы такая масса причин мешала людям делать деньги. Лабиб был странный юноша: грубоватый и невежественный, он в то же время поражал открытостью и, в общем, вызывал симпатию.
Миновали Триполи и повернули прочь от моря. Впереди поднялись суровые горы, часть неба скрыла тяжёлая гряда облаков. С последними лучами солнца они остановились у границы. Дэн вручил Лабибу паспорта и деньги, и тот исчез в здании таможни; через пару минут он появился в сопровождении двух мужчин в форме; они приблизились и пристально уставились на Джейн и Дэна. Между ними возник какой-то спор. В голосах военных звучала враждебность, в глазах стыло безразличие: Дэн почувствовал, как по спине побежал холодок. Наконец старший выплюнул какое-то слово и отвернулся. Когда Лабиб снова уселся за руль и объяснил, в чём дело, выяснилось, что они вовсе ни при чём, просто он сам в прошлый приезд, месяц назад, совершил какое-то незначительное нарушение установленных правил. Несколько миль он не мог успокоиться, кипел возмущением, словно ничего не подозревающий простак, вдруг оказавшийся в самой гуще романа Кафки. Он утверждал, что пограничники просто хотели получить взятку, как в старые добрые времена, но боялись открыто потребовать денег и срывали на нём злость.
Тем временем они поднимались всё выше под тяжёлым пологом туч. Местность вокруг них стала суровей и мрачней. Казалось, что, проехав всего двадцать миль, они перенеслись через двадцать градусов широты, куда-нибудь в Шотландию или в Скандинавию. Две-три жалкие деревушки прижимались к земле в редких и скудных долинах. Въехали в мелкий моросящий дождь, а серый полог, по мере того как они поднимались дальше в гору, нависал над ними всё тяжелее. Разговорчивый Лабиб тоже помрачнел. Он не верил, что тучи рассеются. Плохое время года. К тому же приходилось вести машину с большей осторожностью: других машин на дороге почти не было, но его приятель-шофёр всего неделю назад сломал здесь на выбоине подвеску.