Дэниел Мартин

Очень хотелось поддаться искушению и подшутить над ней, сделать вид, что я разочарован, что не «с двумями вместе». Но я понимал: она пытается, в своей косноязычной манере, предложить мне нечто великодушное, как бы невероятно или непристойно такое предложение ни звучало. На самом деле она хотела сказать, что понимает — у нас с ней нет будущего, расстояние слишком велико; что и она, и её сестра счастливы, что встретились со мной; что…

— Ей кажется, что она нам мешает?

Я почувствовал, как она кивнула.

— Ага. Самую чуточку.

— Я не собираюсь выгонять её на улицу, Мириам. Если в этом дело.

— Просто я подумала, надо тебе сказать.

— Ты очень милая, Мириам. И совершенно необыкновенная. — Я приподнял её голову и поцеловал в губы. Потом повернулся на бок, заставив и её повернуться так же, ко мне спиной; и обнял её, решив, что вопрос закрыт и мы можем заснуть. Но через некоторое время она зашептала снова:

— Завтра-послезавтра мне уже будет нельзя. Несколько дней ни на что не буду годна.

— Нам давно пора отдохнуть.

Это её на миг озадачило. Но она снова кивнула, и наступила тишина.

Назавтра я и понятия не имел, сообщила Мириам сестре о результатах нашего ночного перешёптывания или нет: никаких видимых признаков заметить я не мог. Но не мог и не смотреть на предложенную мне заместительницу совершенно иначе, по меньшей мере более откровенно. Живя с ними бок о бок уже несколько дней, наблюдая их вместе, я стал отмечать привлекательные черты, свойственные каждой в отдельности. У младшей был не столь самостоятельный ум, но она была более чувственной и лучше понимала мужчин; в ней тоже было намешано немало, но по-иному — хватало и наглости, и хитрости, но в то же время была и какая-то свежесть, незрелость, глубинная наивность и чистота; может быть, сказывалось то, что она была на год моложе. От сестринских комплексов — почти ничего, зато гораздо больше от школьницы.

Через пару дней, вечером, я улёгся в постель с книгой. Девушки задержались на кухне — готовили себе какао: привыкли пить его на ночь. Мне слышны были их голоса; потом они поднялись в бывшую комнату Каро, где теперь спала Марджори. Через несколько минут какая-то фигурка встала в дверях моей спальни. Это была Марджори, в коротенькой ночной рубашке. Я впервые видел её не в обычной дневной одежде.

— Она одна хочет спать сегодня.

Я был в замешательстве и не нашёл ничего лучше, как сделать вид, что поверил — она явилась лишь сообщить мне об этом.

— А-а. Ну ладно.

Марджори не пошевелилась.

— Она сказала, чтоб мне пойти. И уйти, если скажете.

— Значит, она не выполняет указаний.

Марджори не ответила, глядела в пол, потом подняла на меня глаза; у неё был прелестный рот, и, пока она стояла так, в ожидании, на губах её трепетала странная, печальная улыбка, как бы застывшая в воздухе подобно улыбке Чеширского кота. Теперь я опустил глаза, уставившись в книгу.

— Думаю, тебе лучше уйти.

— Разве я вам не нравлюсь?

— Почему же? Конечно, нравишься.

— Чего ж тогда?

— Получится, что пользуюсь безвыходным положением. Твоим. И Мириам.

Она молчала. Рубашка была слишком короткой. Рукава фонариком ей вовсе не шли, как, впрочем, не идут они ни одной женщине, насколько я могу судить. Ноги её требовали чего-то более простого и изящного.

— А чего вы читаете?

Я не мог не улыбнуться — всё было слишком очевидно. Она немедленно приняла обиженный вид:

— Чего, уж и спросить нельзя?

— Я же ей чётко сказал — не хочу, чтобы это случилось.

— А она говорит, это вы просто как порядочный хотите быть.

— Надо пытаться, хоть изредка.

Она тряхнула волосами. Стояла опершись о косяк, заложив за спину руки.

— Так чего ж не пытаетесь?

— Не дерзи. — Она снова глядела в пол. — Мне и так хорошо.

— А мне — нет. И ноги у меня до чёртиков закоченели.

Я стал сдавать позиции.

— Сходи принеси сигареты.

— А можно, я потом останусь?

— Только поговорить. Пока по сигарете выкурим.

Она исчезла, потом вернулась и встала у изножья кровати, зажигая две сигареты. Рубашка её вовсе не была непрозрачной. Марджори подошла к незанятой стороне кровати и протянула мне мою сигарету.

— А можно, я посижу рядом, Дэн? У меня, по правде, ноги закоченели.

Я вздохнул:

— Пока не скажу «уходи». Тогда сразу уйдёшь.

Она забралась в кровать и мрачно уселась в дальнем её конце. Меня окутало пряное облако духов. Она глянула на книгу в моей руке:

— Поезия небось? — Марджори вытянула шею — посмотреть поближе. — Слушай, почитай мне немножко, а? Как Мириам читаешь.

Я понял, что в моей спальне хранилось гораздо меньше тайн, чем я предполагал. Я читал Булленову антологию любовной лирики семнадцатого века «Speculum Amanti»,207 и совсем недавно, пару ночей назад, прочёл несколько стихов Мириам.

— Не могу. А то ты ещё вообразишь бог знает что.

Она фыркнула — точно как сестра.

— Спорим, они не грязней, чем этот твой джемпер.

С Мириам я перестал надевать на ночь пижаму и сейчас натянул старый свитер вместо ночной кофты. Марджори подтолкнула меня локтем:

— Ну ладно тебе, будь другом, прочитай хоть одно.

— А я-то думал, у нас будет серьёзный разговор.

— Чуток погодя.