Дэниел Мартин

Это было неудачно вдвойне. Как только он услышал голос Дженни, угрызения совести из-за Египта и Джейн резко усилились; однако ему хотелось немного поднять ей настроение, прежде чем рассказать об этом, тем более что покамест и особой необходимости в этом признании не было, хотя он уже решил, что имеет смысл сообщить ей о том, что носится в воздухе, уже сейчас, а может, и притвориться, что хочет сначала с ней посоветоваться. Но Дженни, разумеется, сделала даже эту его сомнительную попытку облегчить свою совесть совершенно невозможной. Он слышал её такой далеко не в первый раз. Прежде уже были жалобы на плохой день в студии, раздражительность, слёзы… не так уж неожиданно, поскольку он знал, возможно, даже лучше, чем она сама, до какой степени каждая актриса живёт на нервах, и ошибкой было бы не понимать, что они всего лишь пользуются предменструальной депрессией, чтобы чуть-чуть побыть просто Евой и, поиграв так, очень быстро вернуться к своей обычной, анормальной роли. Но его звонок, к несчастью, лишь усилил впечатление искусственности их отношений. Как это всегда бывало, Торнкум заставил его укрыться в прошлом, в утраченном домене, в ином мире, и миру этому не нужен был её голос, чтобы лишний раз напомнить Дэну о новом расстоянии, их разделившем, — почти равном расстоянию между воображаемым и реальным.

Это было несправедливо по отношению к Дженни… несправедливо даже по отношению к нему самому, так как, пока она говорила, у него росло желание оберечь, защитить её; он даже не лгал, просто немного преувеличил количество раз, когда он думал о ней, приехав на ферму. Он действительно лелеял мысль о её приезде сюда, хотя в то же время не сомневался, что приедет она лишь как гостья: иное будущее для них обоих представить было бы вряд ли возможно. Какая скука владела бы ею здесь, пожертвуй она своей карьерой ради этого «далёка»… и всё же он, словно подросток, видел в мечтах ситуации, когда она, чудом изменив собственную природу, радостно соглашается принять этот образ жизни. К тому же ему недоставало её физически: её небрежной грации, её присутствия рядом, её голоса, движений, жестов и, конечно же, её нагого тела.

Он считал, что давным-давно освободился от представления, что лица, часто встречающиеся на фотографиях, должны — это же аксиома! — принадлежать гораздо более интересным, глубоким и человечным личностям, чем все остальные представители рода человеческого: стоило им оказаться вне экрана и сцены, как все свидетельства — будь то на публике или в частной жизни — доказывали совершенно обратное. Однако сейчас он задумался — а не стал ли он всё-таки, пусть самую малость, жертвой этого представления: увлечённый её живым умом, не забыл ли он, как соблазнительна она и по более ординарным, типично мужским меркам… и, несомненно, была бы не менее соблазнительной, даже если бы оказалась менее интересной и оригинальной личностью. Он ощущал себя человеком, захватившим в плен принцессу и вдруг обнаружившим, что сам пленён её титулом и всем, что этот титул сопровождает; тенёта, разумеется, шёлковые, но — какой абсурд! Почему-то казалось, что международный звонок в Торнкум требует от него гораздо большей терпимости, чем все звонки в Лондон. Звонок этот отдавал особого рода капризностью, сродни комедиям периода Реставрации, этаким манерным забвением обыденной реальности… фунты и доллары беззаботно тратились на сложные технические устройства лишь для того, чтобы лишний раз установить, что они нужны друг другу. Это напрочь расходилось с тем чувством, что Дэн испытал накануне, во время утренней прогулки с Полом; да и с незначительным инцидентом чуть позже днём, совсем мелкой деталью: Джейн предпочла поехать вторым классом, а не первым.

Выбритый и одетый, Дэн на минуту остановился у окна спальни, глядя вниз, за кроны яблонь в саду; и снова грустно подумал о прикосновении Мидаса. Иногда понятия «иметь всё» и «не иметь ничего» гораздо ближе друг к другу, чем могут вообразить те, кому не очень повезло.

Он спустился к завтраку. Небо по-прежнему скрывали тучи, но ветер улёгся, а дождь прекратился ещё ночью. С полчаса он слушал болтовню Фиби, рассказал ей что-то ещё про Джейн, про Пола и про двух её дочерей… небольшая уловка, прикрывающая его нежелание объяснять, с кем он разговаривал по телефону. Фиби слушала, одобрительно кивая, хотя он не мог бы сказать, потому ли, что ей понравились Джейн и Пол, или оттого, что она понимала — он наконец-то привозит сюда и других родственников, помимо Каро. Потом он вышел в огород, где уже работал Бен, чтобы тот показал ему, что там произошло за время его отсутствия: ритуал, осуществить который накануне ему помешали погода и гости.