Дэниэл молчит

Доктор Додд объяснила, что Дэниэл будет развиваться — по-своему, но все же будет идти вперед. Однако во многом, напротив, будет деградировать, становясь заметно более «аутичным», как ни туманно это звучит. Вы должны понять, настаивала она, что аутизм передается с генами, и нередкие психические отклонения в родне с обеих сторон (отец Стивена тоже склонен к депрессии) доказывают, что у нас как раз такой случай. Клянусь, она просияла, услышав о самоубийстве моего отца. Этот факт для нее решил все: Дэниэл пал жертвой неудачного набора генов. Ни в одной из семей не было аутистов? Неважно. Лечение, лекарства? Никакие лекарства не помогут, и говорить не о чем. Найди я в себе силы открыть рот, рассказала бы, как тяжело, долгие недели, Дэниэл болел после прививки от кори-свинки-краснухи. Даже по фото видно — с тех пор он и стал преображаться.

Впрочем, ничего бы моя речь не изменила. Стивен упомянул о вакцине, но у докторши нашлась целая подборка статей о безопасности данного вида прививок. И вообще — разве это не мой отец сунул дуло в рот и спустил курок, зная, что наверху спят дети?

Мой, ответила бы я, если бы осмелилась, если бы, потрясенная до глубины души, сумела выговорить хоть слово. Но он же, мой отец, шутил с нами, и смеялся, и танцевал, подхватив нас на плечи. Он мог свалить соперника с ног своим остроумием, а его улыбка освещала все вокруг. Он не был слеп и глух к чувствам других и уж конечно не был аутистом. В сорок девять у него обнаружили неоперабельную опухоль мозга; голова болела — как если бы ее взорвали изнутри. Нет, я не знаю подробностей того, что произошло в подвале, но уверяю вас, он любил жизнь.

Эмили оставалась дома с Вииной. Устроившись на коврике у камина, она разыгрывала сценку с участием Дамбо, где дрессировщица, свирепого вида обезьянка в синей куртке и шляпе, заставляла несчастного слоненка прыгать с убийственной высоты в миску с овсянкой. В свое время мы слепили Дамбо из глины и обожгли в духовке, особенно переживая, как бы не потрескались уши. Глазищи у Дамбо просто гигантские, а морда невинная. Так что не только пресловутые уши отличали его от пластмассовых сородичей, купленных в Развивающем центре и, несмотря на свои правильные формы, куда менее привлекательных. Правда, в нарисованных попонках Эмили они все стали симпатягами.

— А где муж? — первым делом поинтересовалась Виина.

Трудно поверить, но Стивен, даже узнав диагноз Дэниэла, только довез нас до дома и вернулся на работу. «У меня важная встреча, — сказал он. — Не волнуйся. Если надо, прими таблетку — и в постель, а Виина пусть присмотрит за детьми».

В том сюрреалистичном, постдиагностическом трансе я просто не в состоянии была возражать. Разве что против таблеток. Я скормила их унитазу, а пузырек наполнила аспирином.

— Такое впечатление, — поведала Виина, — что британский империализм передается с генами. Твоя дочь пожеляля отправиться со мной в Индию, чтобы разъезжать на сльоне, как королева. — Она засмеялась, качая переброшенной за спину толстой косой, и от нее повеяло апельсиновым чаем.

— Империализм тут ни при чем, Виина. Это все влияние слоненка.

— Что за сльоненок?

— По имени Дамбо. Игрушечный.

— Игрушечный сльоненок? Шутишь? Девочка уверяет, что ей срочно нужен дворец!

Мы усадили детей обедать, и Виина, выбрав насадку подлиннее, взялась пылесосить шторы. Весь нижний этаж у нас — одна большая комната, где я и бродила вслед за Вииной с ее пылесосом, одним глазом приглядывая за Дэниэлом, чтобы глотал пищу, а не только катал между пальцами. Перекрикивая шум, я пыталась объяснить Виине, что наш мальчик, оказывается, аутист и его поведение будет ухудшаться, если что-нибудь не предпринять, — неизвестно, правда, что именно. Даже высказанная вслух, новость не обрела реальность. Скорее напоминала фильмы, где герои обнаруживают, что через десять дней мир рухнет, если не отыскать способ спасения. Вот только нет такого способа.

— Какие глюпости. — Виина нацелилась шлангом на штору. — У тебя здоровый ребенок. Но он мальчик, и ему суждено вырасти в мужчину.

— Нет, нет, неееет! Как бы страшно это ни звучало, а для тебя особенно, Виина, — на деле все гораздо хуже.

Мне просто необходимо было выплеснуться, заставить Виину понять и принять то, что она слышит. Этот порыв не проходил и вряд ли мог пройти; отныне он станет частью меня и положит конец не одной давней дружбе.

— Он аутист! — прошептала я ей на ухо, чтобы не услышали дети. — Так врач сказал. Он никогда не будет таким, как все. Ужасно. Ничего страшнее и быть не может.

— У меня на родине, — мотнув головой, возразила Виина, — сжигают женщин.

— Ну, Виина!

— Лючше поешь, пока не умерля с голоду.

Какая еда?! В горло не лезли ни чай, ни даже вода, которую предложила Виина. Я в один день разучилась пить, есть, спать. Припав щекой к столешнице, я замерла, уронив руки и глядя перед собой.