Увы, слишком поздно — Дэниэл уже разошелся и не в силах остановиться. Крепко зажмурившись, он уткнулся подбородком в грудь, словно в попытке уклониться от удара. Я упала перед ним на колени, схватила за плечи, но он вырвался и шлепнулся на пол — в тот самый момент, когда в дверях появился вернувшийся с работы Стивен.
— Его на улице слышно.
В одной руке у Стивена почта, в другой мобильник. Его силуэт так четок — безукоризненный костюм, тугой узел галстука, пиджак на полусогнутой руке. Кажется, он явился в дом из совершенно иного мира, где царят порядок, здравый смысл и спокойствие. Обойдя Дэниэла, он пересек комнату и от задней двери махнул дочери — та застраивала наше крохотное патио башнями из кубиков. Эмили сорвалась с места, повисла на отце, защебетала счастливо о том, как соорудила башню высотой с себя. Подхватив ее на бедро, Стивен вернулся ко мне и Дэниэлу.
— Почему Дэниэл плачет? — спросила Эмили.
— Я вымыла его паровозик. — Растянув губы в улыбке, я попыталась скорчить рожицу. — Сейчас успокоится.
— Ш-ш-ш-ш, Дэниэл!
Дэниэл будто и не слышал уговоров сестры.
— Может, у него аллергия на что-нибудь, как тебе кажется? — предположил Стивен.
— Мне кажется…
Мне совсем не хотелось открывать мужу свои мысли. Паровозик пробыл в моих руках всего полминуты. А Дэниэл с каждым днем плакал все больше и больше, по любым, самым странным и необъяснимым поводам. И я представления не имела — почему.
— Что это не совсем нормально.
Поставив дочь на пол, Стивен попросил ее принести Микки-Мауса:
— Хочу серьезно поговорить с этим мышонком!
Эмили захихикала, в восторге от театральной мрачности его тона. Стивен опустился на корточки рядом со мной, протянул руки к Дэниэлу. Тот по-прежнему никого и ничего вокруг не видел.
— Два года. Несносный переходный возраст, — произнес его отец безапелляционным тоном.
— Ему уже почти три.
Стивен вздохнул. Он так привык к моим вечным переживаниям за Дэниэла, что, должно быть, устал от них. Даже наверняка устал, но я иначе не могла. Стивен выпрямился и вновь взялся за почту, перебирая конверты.
— Маленькие дети все плачут, разве нет? — бросил он через пару минут. — Сама ведь только об этом и твердишь.
Плачут, конечно. Но не так. Я вижу малышей ежедневно. На детских площадках, в яслях. Ни один из них не похож на Дэниэла.
— Дело не в этом, — буркнула я.
Стивен открыл рот, но вместо ответа лишь улыбнулся и мотнул головой. И что означал сей жест? Сарказм?
— Это не мои фантазии, Стивен!
Я протянула руку, чтобы погладить Дэниэла по спине, он меня отпихнул. Он не позволял ни прикоснуться к себе, ни обнять, а сам все плакал, словно его кто-то чудовищно колотит, словно его пчела ужалила или какая другая беда приключилась, еще страшнее. Стащить бы с него все одежки, осмотреть, ощупать каждый дюйм его тельца и убедиться, что опасности нет — ни волдырей, ни синяков, ни пчелиного жала, если уж на то пошло. Я сдержалась лишь потому, что знала точно: ничего я не обнаружу, ничего у него не болит. Сколько их уже было, таких осмотров, и всегда все в порядке.
— Оставь его в покое. — Стивен изучал очередной счет и, судя по сосредоточенному взгляду, прикидывал точность суммы. — Поплачет и перестанет.
— Не могу я оставить его в покое. С ним что-то не так.
Стивен с шумным вздохом провел ладонью по губам и потряс бумажкой:
— Скажи на милость, что может стоить две сотни фунтов в игрушечном магазине «Тойз-Я-Ас»?
— Игрушки. — Я перевела взгляд на Дэниэла. — Так не должно быть!
— Он плачет. Все дети плачут — твои собственные слова.
А
— Пожалуй, нам самое место среди акционеров «Тойз-Я-Ас». — Ключом от машины Стивен вскрыл следующий конверт.
— Стивен!..
Кажется, я близка к панике. У меня должно быть какое-то объяснение и какое-то…
— Стивен! Ты
Но в этот момент с лестницы скатилась сияющая Эмили с Микки-Маусом в руках.
— У ребенка голова болит, только и всего, — отмахнулся Стивен.
Однако смотрел он, отметила я, только на Эмили — словно боялся увидеть то, что видела я. Дэниэл дополз до стены и изо всех своих силенок тыкался головой в угол комнаты.
Глава вторая