Деникин

— Как прикажете? Толпа дала слово не трогать никого, только потребовала, чтобы до вокзала вас вели пешком. Но ручаться ни за что нельзя.

— Пойдем, — ответил Антон Иванович.

Снял шапку, перекрестился: Господи, благослови!

Толпа неистовствовала. Деникин и с ним шесть человек, окруженные кучкой юнкеров во главе с Бетлингом, шедшим рядом с Антоном Ивановичем с обнаженной шашкой в руке, вошли в тесный людской коридор.

Надвигалась ночь. В темноте, прорезываемой лишь иногда лучами прожектора с броневика, двигалась обезумевшая толпа. Воздух наполнялся оглушительным ревом, истерическими криками и ругательствами. Временами их перекрывал громкий тревожный голос Бетлинга:

— Товарищи, слово дали!.. Товарищи, слово дали!..

Проходя по лужам, оставшимся от вчерашнего дождя, солдаты набирали полные горсти грязи и ею забрасывали Деникина. Полетели булыжники. Генерал-квартирмейстеру Орлову сильно разбили лицо; получили удары генералы Эр-дели и Деникин, в спину и голову. Оскорбления не прекращались. Толпа все больше распалялась:

— Предатели, кровопийцы.

Какая-то женщина с искаженным от злобы лицом визжала:

— Почему на вокзал? Их нужно повесить в тюрьме.

Как эхо подхватили другие голоса:

— Да, да, в тюрьме, повесить как бешеных псов!

Антон Иванович прошептал Маркову:

— Ну, что, милый профессор, конец?

— Похоже…

Уже десять часов вечера. Толпа загудела. Два выстрела. Поезд тронулся.

Шум все глуше. Тусклые огни. Прощай, Бердичев!

Да, генералу Деникину повезло. Керенский пролил слезы умиления над самоотверженностью спасителей Деникина и его товарищей. Это снова было игрой великого позера, познавшего на себе, что такое любовь и ненависть революции. Антон Иванович очень образно комментировал такой тактический политический шаг премьера: «Римский гражданин Понтий Пилат сквозь тьму времен лукаво улыбался».

Впереди у мятежного генерала Быхов и полная неизвестность…

Штаб польской дивизии, расквартированный в Быхове, взял на себя инициативу встречи. Деникина, Маркова и Орлова посадили в автомобиль. Двух делегатов комитета возмутила такая заботливость. В конце концов им разрешили ехать на подножках. Машины стремительно неслись по дороге и к полудню достигли новой тюрьмы.

В Быхове решеток на окнах не было, и комнаты оказались простые, но комфортабельные. Общая столовая. Разрешалось свободно ходить по длинному коридору. В саду могли постоянно прогуливаться заключенные, не более двадцати одного человека. Имелись два зала со скамьями и кафедрой, где можно было собираться в любое время для дискуссий или конференций. Это здание когда-то принадлежало католической школе, а теперь превратилось в политическую тюрьму.

Была ли охрана? Конечно, и даже две. Снаружи тюрьмы вдоль садовой ограды стояли солдаты Георгиевского полка, в определенной мере поддавшегося большевистской пропаганде. Внутри тюрьма охранялась текинцами. Последние были преданы Корнилову и постоянно угрожали расправиться с георгиевцами, если те осмелятся хотя бы на один враждебный жест по отношению к заключенным. Множество прислуги занималось кухней и хозяйством. Регулярно приходил совершать богослужения священник. Визиты родных считались естественными, терпимо относились и к просто знакомым. Существовал лишь одни запрет: выходить за решетку сада.

Явно не тюремный режим…

Это было обусловлено человеческими симпатиями руководителей ставки (М. В. Алексеев, H. Н. Духонин) к мятежникам. В ставке оперативно отреагировали на замечание председателя ЧСК Шабловского о том, что лишение денежного довольствия арестованных «представляется неправильным». Хотя и нерегулярно, но денежное содержание подследственным выплачивали. О мягкости режима говорит и такой факт. Корнилову после ареста выделили в тюрьме две комнаты, но он занял одну. На вопрос, почему он не занимает вторую, генерал ответил:

— Берегу для товарища Керенского…

Корнилов встретил Деникина вопросом:

— Не держите ли вы на меня обиду, Антон Иванович, что я втянул вас в дело, столь вас компрометирующее?

— Обиды, Лавр Георгиевич? Но наше дело общенациональное и оно исключает какие-либо личные обиды.

Началось быховское сидение узников совести…

Особо радостным стал для Антона Ивановича приезд Ксении Васильевны. Невеста генерала очаровала всех арестантов. Деникину все желали счастья в будущей семейной жизни. Но как далеко еще до него…

Ася во время своих визитов приносила рубашки, галстуки, куртки, спрятав их в свою широкую муфту. Солдаты внешней охраны проявили галантность и не обыскивали ее, как им предписывал регламент. Она признавалась потом, что волновалась лишь тогда, когда ей пришлось проносить пистолеты…