Были и коллективные письма репатриантов, среди которых насчитывалось более 150 офицеров, совсем о другом — о том, что они нашли свое место на Родине. И имел место еще врангелевский террор на Балканах против тех, кто хотел вернуться. Об этом Антон Иванович предпочитает в своей статье не упоминать. О многом он, конечно, не знал. Но в случае же со Слащевым бывший вождь Белого движения усматривает пропагандистский трюк большевистского руководства и непорядочность генерала-возвращенца.
Более того, генерал Деникин за десять с лишним лет до развертывания в РККА сталинских репрессий против офицеров предсказал, что с теми, кто вернется из эмиграции (равно и со старыми «военспецами») большевистский режим поступит жестоко.
Жизнь старого воина, потерявшего Отечество, коему он всю жизнь служил, между тем шла своим чередом…
Пятитомные «Очерки русской смуты», появившиеся потом в сокращенном виде на английском, французском, немецком языках, давали семье Деникиных временную иллюзию материального благополучия, а спокойная жизнь в Венгрии начала тяготить оторванностью от людей. Предлогом к переезду было письмо от генерала Шапрона дю Ларре, женившегося в Бельгии на дочери генерала Корнилова. Этот верный друг Антона Ивановича настойчиво уговаривал его вернуться в Брюссель. Переезд произошел в середине 1925 года.
Живя в Брюсселе, Антон Иванович все чаще бросал взоры в сторону Парижа, который стал своеобразной Меккой русской эмиграции. Здесь обосновались 72 тысячи русских интеллигентов, действовало около 300 организаций, издавалось 7 наиболее крупных газет русских эмигрантов.
Весной 1926 года Деникины переезжают во французскую столицу, где они поселились в маленьком отеле неподалеку от Эйфелевой башни.
В МЕККЕ БЕЛОЙ ЭМИГРАЦИИ
— Входите, мадам, чем обязан? А, это опять вы! Понятно, здесь господин Бальмонт.
— Что, господин офицер, опять пьяная драка в ресторане? — с грустью в голосе спросила Ксения Васильевна дежурного офицера полицейского участка.
— Да, и не первый раз, позвольте заметить, господин Бальмонт попадает к нам.
— Понимаю, но может быть, еще раз… Штраф я уплачу!
— Сколько же можно, — возмутился дежурный офицер.
— Поймите…
— Ладно, только ради вашего мужа, мадам Деникина. Я однажды видел его в Одессе в 1919 году.
— Вы были в России?
— Да. Ваш муж — порядочный офицер. Хотя мы тогда, покинув Одессу, здорово подставили его. Впрочем, что ворошить прошлое… Забирайте своего Бальмонта. Штраф заплатите завтра. И поговорите, мадам Деникина, с Бальмонтом. Что это такое? В ресторане после двух-трех рюмок он теряет человеческий облик, шумит, скандалит, бьет посуду и зеркала. Так и в тюрьму угодить можно.
— Я обязательно поговорю. Большое вам спасибо, господин офицер!
— Не стоит благодарности. Кстати, не в качестве комплимента, а правды: для русской эмигрантки у вас замечательный французский.
— Спасибо, до свиданья!
Ксения Васильевна покинула полицейский участок с Константином Бальмонтом, крупным русским поэтом Серебряного века. Он являлся одним из немногих, кто был вхож в семью Деникиных.
Антон Иванович надолго запомнил свое появление в Мекке белой эмиграции. Друзья Деникина из Брюсселя проводили семью на Южный вокзал. Парижские друзья ожидали их на Северном вокзале. Самые тяжелые чемоданы остались в камере хранения. Таксист родом из России отвез путешественников в гостиницу, где для них забронировали комнату. Ксения Васильевна стала жаловаться на сильные боли — перитонит. Врач, также русский, настоял на немедленной операции. Профессор Алексинский, бывший хирург императорской семьи, заведовал клиникой в Вильжюифе. Операция прошла удачно. Каждый день Деникин провожал маленькую Машу (он всегда предпочитал это уменьшительное от Марии уменьшительному Мариша от Марины) на метро или трамвае в больницу к матери. Новая неприятность: у дочери началась лихорадка, и она покрылась красными бляшками. Врач диагностировал корь. Деникин принялся его умолять:
— Не говорите ничего хозяйке гостиницы! Она нас выгонит. И куда же мы пойдем?
Теперь он один ездил в Вильжюиф, оправдывая отсутствие Марины разными причинами. Но лгал он так неумело, что мать, беспокоясь о дочери, сбежала из больницы и приехала в гостиницу. В конце концов, все утряслось. Уже выздоравливающая Марина и Ксения Васильевна и их вконец замучившаяся сиделка уехали в Капбретон, где писатель Шмелев нашел для них жилье. Они приезжали туда три года подряд.