Я автоматически оглядел наведенный бардак с бадьёй посередине, с лужами воды на полу и прочими атрибутами и милостиво позволил.
Тут же вбежали те же самые дюжие молодцы, избавив мои покои от раннего прототипа ванны, следом проскользнули служанки с тряпками и вёдрами, принявшись сразу же мыть полы, менять постельное бельё, взбивать подушки.
Минут через десять всё было кончено, и обслуживающий персонал исчез так же, как и появился - быстро и бесшумно. Покои блистали чистотой и порядком, даже мои грязные одежды забрали.
- Ваша милость. - Деликатно напомнил о себе слуга. - Скоро начнется торжественный приём.
- И что? - Спросил я, нервно теребя узел на боку и искренне желая, чтобы меня, наконец, оставили одного.
- Позовите, если вам понадобится помощь в облачении одежд.
- Надеюсь, справлюсь. - Хмуро буркнул я, давая понять, что разговор окончен.
Почувствовав моё намерение, слуга молча с поклоном растворился за тёмным полотном двери.
Оставшись один, я с удовольствием сдёрнул с себя влажную тряпку и со вздохом облегчения снова повалился на мягкую постель. Не смотря ни на что, настроение было отличное - вот что значит своевременная разрядка, и с блаженной улыбкой на губах, завернувшись в свежие простыни, я провалился в сон без сновидений.
Глава 20.
Из сладкого плена сна без сновидений меня вырвал вежливый, но настойчивый стук в дверь. Я тут же дёрнулся и сел, пытаясь сообразить что предпринять. Стук повторился вновь и я зло крикнул:
- Кто там?
Хотя, если быть честным, то со сна мышцы лица и голосовые связки ещё не совсем слушались, поэтому получилось, что-то вроде "То та?".
Но за дверью явно поняли, наверно и не таких понимать умеют, потому что тут же отозвались голосом всё того же слуги:
- Ваша милость, скоро начало торжеств.
- Твою мать... - с чувством пробормотал я себе под нос, а вслух крикнул:
- Хорошо! Я понял!
Вставать ну совершенно не хотелось, тело просто-таки ломило от боли в костях и сухожилиях, а голова была словно отлита из чугуния. Но долг зовёт, и кто я такой, чтоб перечить громовым сигналам его рога.
Кряхтя и страдальчески стеная, я всё ж спихнул себя с кровати и заставил принять вертикальное положение, в то время как глаза сканировали покои в поисках самого важного предмета после пробуждения практически для каждого живого человека. И я их нашёл! Даже два! Они оба стояли под кроватью, один ночной горшок был поменьше, а другой - побольше и помассивней. И это были не просто горшки, а целые произведения искусства с гравировкой и позолотой.
Справив нужду первой необходимости, я принялся облачать себя в одежды. Именно облачать, а не по-простолюдински одеваться, ибо мы уже того, как бы, ага.
И тут я оценил всю глубину чистоты помыслов и искренности предложения помощи от пожилого слуги, так как справиться в одиночку со всеми этими крючками, петлями и застёжками не представлялось возможным, если вы, конечно не йог с тридцатилетним стажем. Помучавшись для приличия ещё какое-то время, я всё же был вынужден изъявить своё согласие в оказании мне незначительной помощи в сём нелегком деле.
Слуга материализовался сию же секунду, явно неусыпно бдя под дверью. Совместными усилиями мы справились в течение нескольких минут, хотя всё моё участие сводилось в исполнении роли манекена с подниманием поочередно обеих рук. Всё ж, походные одежды были мне милее, когда облачаться можно одному и в считанные минуты, а можно и не разоблачаться вовсе по нескольку дней.
Пока мы занимались одеждами, в покоях неслышно появился ещё один слуга с глубокой миской воды, чистым полотенцем и бритвенными принадлежностями устрашающего вида.
- Ваша милость, позвольте побрить вас. - Учтиво произнёс пожилой слуга.
Я лишь безнадёжно махнул рукой и бросил:
- Куда я денусь. Только давай побыстрее.
В общем, ещё минут через десять, иногда внутренне холодея и сжимаясь от прикосновений отточенной стали к моему беззащитному горлу, я был полностью готов к выходу в свет: нарядно обряжен и гладко выбрит.
Последние штрихи: массивная цепь, перевязь с мечом, золотые шпоры - и вот я уже в сопровождении парочки твердолобых гвардейцев топаю длинными коридорами по направлению к двустворчатым дверям, ведущим в тот самый торжественный зал. Только теперь получается, что я вхожу сбоку со стороны внутренних покоев, а не с парадного уличного направления.
Створки были распахнуты, и на меня пахнуло теплом, смесью запахов, приглушенным многоголосым гулом и светом. В самих дверях стоял богато разодетый человек с длинным жезлом в руках, завидев меня, он развернулся боком и, ударив трижды в пол окованным сталью концом жезла, громогласно возвестил:
- Его милость барон Роменагорна, Уртвайля, Харнкаласса, прибрежных земель и земель вдоль средины и устья Айроны по обоим берегам, сэр Дэнилидиса!