Денис Артемьевич Владимиров

Пафнутий Львович Чебышёв (1821-1894), фамилию которого иногда произносят как «чЕбышев», пришел не только из аллитерации инициалов с буквами «П» и «Л» в фамилии Ляпунова. Величайший русский математик XIX века, продвинувший вперед теорию вероятностей (предтечу математической статистики, без которой мертвы все современные общественно-экономические науки), занимался также теоретической механикой, был учителем Ляпунова.

Но чем связан с Чебышёвым советский математик Денис Артемьевич Владимиров (1929-1994), доцент кафедры математического анализа математико-механического факультета Ленинградского государственного университета имени А.А.Жданова?

Что именно связало в памяти имена, скажу в соответствующем месте.

А вспомнил я о Владимирове потому, что никогда не забывал о замечательном человеке, игравшем важную роль в определенный период моей жизни.

2

В отличие от Онегина, судьба меня хранила не сильно. Точнее сказать, не хранила вообще. По теме мемуара освещу некоторые аспекты.

Мой отец, хирург Виктор Никитович Барыкин, погиб 29-летним, когда мне было 5 дней от роду, в конце июля 1959. Неосторожно перебегал улицу Ленина, споткнулся, уронил очки и попал под трамвай, не заметив его приближения. Сейчас о том факте не напоминает ничего; даже трамвайная линия на некогда главной улице Уфы демонтирована и место ее пролегания не один раз покрыто асфальтом.

Но сломанная у начала, жизнь все 6 десятков лет шла вкривь.

Как априорно не могла идти у человека, носящего «квадратные инициалы» в честь погибшего отца. Ведь это у иудеев считается добрым имя покойника, а я иудеем – увы – не был; фиксация памяти с помощи меня принесла только неудачи.

У меня был замечательный дед, Василий Иванович Улин (1907-1980), партийно-хозяйственный работник, великий человек и страстный любитель жизни. Но даже 100 лучших на свете дедушек никогда не заменят 1 отца. И потому всю жизнь, сколько помню себя, я тянулся к мужчинам, которые по возрасту годились мне в отцы.

К сожалению, в Уфе таковых находилось мало; (мой старший друг, математик Эрнст Гергардович Нейфельд (1932-2008) служит exceptio confirmat regulam). Но в чем-то повезло и мне; я учился в Ленинграде. На том же матмех факультете ЛГУ, где в 40-50-х училась моя мама Гэта Васильевна Улина (1930-2001), доцент Башкирского госуниверситета. Жил там 8 счастливых лет (5 студентом + 3 аспирантом) в 1976-1984, и меня окружали замечательные мужчины, каждого из которых мне хотелось бы видеть отцом… а кое-кто из них мог стать моим тестем.

Упомяну лишь нескольких, самых главных.

Познакомился я с этими людьми в переломный период, летом 1973 года, своего 14-летия когда мама привезла меня в город своего довоенного детства и своей счастливой послевоенной юности. Ставший потом городом моей молодости (хоть и не чрезмерно счастливой) и городом самой моей жизни.

Перечислю их по алфавиту, не имея желания назначать приоритеты.

Игорь Николаевич Максимов – бывший Соловецкий юнга, бывший боцман Черноморского флота, ветеран ВОВ, кандидат химических наук, муж маминой сокурсницы Елены Александровны Быковой и отец моей одногруппницы Миланы, в которую я был влюблен целых 3 класса средней школы, 8-9-10 (узнав ее году в 1960, еще не научившись говорить, и возобновив знакомство в 74-м). Игорь Николаевич хронологически оказал на меня наибольшее из «отцовских» влияний. Он открыл мне Высоцкого (каюсь, но в нужное время и я пережил короткий период подросткового увлечения) и повторял, что «Сентиментальный боксер» – не «Песня о буревестнике» с точки зрения запоминаемости. С ним за столом я выпил первую рюмку водки. Его дом был мне даже не вторым, а 1-м домом весь ленинградский период жизни: не только годы учебы, но и последующие 10 лет моего неудачного «ленинградского» брака. В позднейшие времена, я посвятил памяти Игоря Николаевича один из своих рассказов, фабула которого была поведана им.