Денис Артемьевич Владимиров

И, наконец, вспомню профессора старшего поколения – Соломона Григорьевича (Залмана Гиршевича) Михлина (1908-1990), выдающегося специалиста в области уравнений с частными производными и вычислительных методов. Ученика известнейшего математика ХХ столетия академика Владимира Ивановича Смирнова (1887-1974), доктора наук с 1935 и профессора с 1937 года, учителя Михаила Захаровича Соломяка. На кафедре математической физики, с которой выпускался автор эти строк, Михлин читал спецкурс по вариационным методам. Всякая лекция его была небольшим спектаклем. Мы забывали о способах оценки верхней границы числа обусловленности метода Галеркина, мы сидели в партере и наслаждались каждым словом, каждым жестом Соломона Григорьевича, мы пили его мягкие интонации. Маленький, добрый, сияющий от чистоты, с могучим лбом, аккуратной бородкой и подстриженными усами, он имел внешность Ленина – каким мог быть вождь мирового пролетариата, оставь кровавые дела и сделайся добрым дедушкой октябрят. На нашем курсе учился внук Соломона Григорьевича, Леня Михлин – африкански жгучий красавец.

Евреями были и многие мои сокурсники из числа тех, которых хочется вспомнить.

Например, Лёня (Леонид Соломонович) Овэс, живущий сейчас в Вашингтоне.

Или нынешний житель Филадельфии Миша Чеповецкий – миниатюрный и всегда чуть печальный «Чипа». С обоими мы вместе учились в спецгруппе английского языка.

(Теперь ясно, что судьба давала мне шанс. Что еще в студенческо-аспирантские времена мне стоило жениться на любой из миленьких близняшек Гондельсман (на одной из них – кажется, Рите – женился Боря Соломяк) и сейчас счастливо жить в Израиле, забыв слово «Россия».

Но в те времена такие вопросы меня еще не трогали. Я был поглощен учебой (которая давалась страшным трудом…) и приятными сопутствующими делами.

К последним относились комсомольская работа, написание прозы, сочинение стихов, живопись, графика, лаковая роспись, изучение архитектуры и теории музыки, посещение филармонических концертов, игра на гитаре и кларнете, собирание почтовых марок и моделей железной дороги, бальные танцы…

И, конечно, женщины, в сладостный мир которых я входил… хоть и куда медленнее, чем стоило.

Но тем не менее я ощущал общую ауру, которая вернулась сейчас памятью подсознательных впечатлений.)

Дениса Артемьевича Владимирова не один я считал одним из самых ярких преподавателей матмеха.

Например, тот же Лёня писал мне в контакте:

Дениса Артемьевича помню, но у него не учился.

На самом деле «но», рожденное контекстом диалога, имеет смысл «хотя».

И это не случайно.

Не помнить Дениса Артемьевича Владимирова, даже у него не учившись, невозможно.

Людей его уровня за всю жизнь я знал лишь нескольких, а ему подобных – ни одного. При том, что – не устаю повторять в мемуарах – общением судьба меня не обделила.

Сила его личности выражалась не в колоритной внешности, не в манере по-особенному читать лекции. Она открывалась человеку, подошедшему на достаточно близкое расстояние.

Мне выпало счастье быть в числе таких.

4

Предваряя законный вопрос: озвучены имена, чьи биографические детали я освежил по «википедиям» – скажу, что великим, выдающимся или просто достаточно известным математиком Д.А.Владимиров не был.

Но будучи математиком сам, выражу свою точку зрения.

ХХ век априорно не мог дать миру ни одного всерьез великого математика; наука изжила себя XIX-м.

Нет, я выразился неточно.

В позапрошлом веке она достигла достижений, аналогичных оперным сочинениям Вагнера, про которые Римский-Корсаков сказал, что гениальный немец достиг таких абсолютных высот совершенства, после которых «дальнейший прогресс невозможен без вреда для самой музыки».

Математика зиждется на триединстве составляющих:

алгебры (выросшей из арифметики) как учения об объектах абстрактной природы на основе исчисления реальных,

геометрии, изучающей наглядные структуры,

математического анализа, науки о связях всех мыслимых величин.

Впоследствии из 3-х источников отпочковались специализированные дисциплины. Но каждая фундаментальная наука как способ отражения мира на основе знаний (в отличие от религии, оперирующей верой) имеет собственный срок великих открытий, по истечении которого переходит на частный уровень.

Начавшись с Архимеда, Пифагора и Фалеса, классическая математика прошла через эру Эйлера, Ньютона, и Коши и в общем закончилась на Римане, Гауссе, Вейерштрассе, Фредгольме, Минковском.

Современная математика пережила эпоху познания сущностей, сейчас она распалась на 2 направления. Это бесконечное углубление на собственной основе, решение частных задач – иногда узкоспециализированных до полной бессмыслицы – и приспосабливание (порой условное с точки зрения строгой теории) аппарата для использовании в областях, к ней отношения не имеющих.

Здесь мы имеем ту тенденцию, что несколько веков назад обозначил Леонардо да Винчи: в любой науке ровно столько науки, сколько в ней применяется математики.