Денис Давыдов

Ой, звезда она, звездочка вечерняя,
Да звезда она высоко поднималася,
Ой, да светила она, эта звездочка,
Да, осветила она поле чистое,
Ой, да во этом поле чистом
Да стоит она, вся белая палатка.
Ой, да во этой она белой палатке,
Да горит она, свечушка восковая,
Ой, да перед свечушкой он сидит,
Да садит-то сам он, батюшка Суворов.
Ой, да лебединым пером он все пишет,
Да все по белой бумаге он пишет,
Ой да думает, братцы, он думушку,
Да думает он свою думушку,
Ой, да как на заре-то ему, на зорюшке
Да на зорюшке-то утренней,
Ой, да как вести свою армеюшку,
Да все ту ли армеюшку русскую,
Ой, да вести ему на крепость турецкую...
Да про широкую степь дороженьку:
Ой, да не пролегивала
Вот и степь-дороженька, она не широкая,
Она не широкая –
Шириною она,
Эта степь-дороженька, она конца-краю нет.
Да никто-то, никто
По этой дорожуньке, никто пеш не хаживал.
Никто пеш не хаживал –
Только бегла по ней,
По той по дорожуньке, вот конь-лошадь добрая,
Вот конь-лошадь добрая,
Да и вся-то она,
Эта лошадь добрая, вот вся украшонная...

Эти вольные удалые песни, звучащие среди необъятной, духмяной и благодатной сельской тиши, горячо полюбились Денису и запали в его чуткую душу на долгие годы. Не раз впоследствии он видел во сне утопающее в кипени белоснежных садов песенное село Грушевку, где поверху, на покатых холмах, в белых мазанках под соломенными крышами жили чубатые казаки.

Лица они смуглого да румяного. Волосы у них черные и темно-русые. Взгляда они острого. Смелы, хитры, остроумны, храбры, горды, самолюбивы, пронырливы и насмешливы.

Оружие их – ружья, пистолеты, копья, шашки и сабли.

Болезней казаки мало знают, большей частью смерть их настигает в бою с неприятелем да от старости.

Платье они носят парчовое, штофное и суконное, кафтан и полукафтан или бешмет. Штаны у них широкие, сапоги и шапки черкесские, опоясываются кушаками.

Волосы на голове вокруг постригают, ходят с бородами. А некоторые из них оставляют только усы, бороды бреют.

Жены у казаков лица круглого и румяного. Глаза у них темные, большие, собою они плотные и по большей части черноволосые. С чужестранцами неприветливы...

В опрятных горницах казаков висели на стенах острые сабли в ножнах с затейливыми узорами на потускневшем серебре. Не раз виделись ему и спокойные могучие волы с крепкими рогами, степенно бредущие по степи с водопоя...

Краса белокаменной и приволье Бородина

Как будто Диоген, с зажженным фонарем
Я по свету бродил, искавши человека,
И, сильно утвердясь в намеренье моем,
В столицах потерял я лучшую часть века.

Денис Давыдов

Полковник Василий Денисович Давыдов с семьей покинул в 1797 году благодатную, утопающую в зелени садов, звонкоголосую украинскую Грушевку и вернулся в Москву белокаменную, Москву, лепившуюся на холмах: посад к посаду, то вкривь, то вкось, Москву, росшую медленно и степенно, а не строившуюся по плану, разумно и помпезно, как гранитный, строгий, холодный Петербург, Москву шумную и хлебосольную, наполненную головокружительной сутолокой, надеждами, успехами и неудачами, весельем и грустью, роскошью и нищетой...

Денису в ту пору исполнилось тринадцать лет. Он бродил по ближним и дальним улицам, бульварам и площадям. Бегал по узким глухим закоулкам, где в иных местах не разъехаться встречным каретам, с палисадниками возле деревянных домов, с неожиданными тупиками, ветхими сараями и нескончаемыми заборами.

А сколько радости и восторга вызывали прогулки по кривым переулкам через Арбатскую площадь к рынку! Там он наблюдал простой люд. Мужики расхаживали в овчинных тулупах, с рукавицами, заткнутыми за пояс, в мохнатых шапках. Бабы повязывали головы длинными пестрыми шалями. Названия многих переулков казались Денису удивительными – Сивцев Вражек, Кисловский, Столовый, Хлебный, Скатертный, Староконюшенный...